Осушив кубок, король Роже величественно преклонил колено перед государем Франции на заботливо подложенную алую бархатную подушку с золотыми кистями и вложил свои руки в руки Людовика.
— Я твой человек, мой король, — склонив обнаженную голову с рассыпавшимися по плечам роскошными подвитыми кудрями, объявил сицилиец.
В тот же миг король поднял его с колена и, поцеловав в уста, объявил герцогом Нормандским. Трубы, повинуясь сигналу Фулька Анжуйского, взревели над Парижем, и народ на улицах криками ликования приветствовал счастливую весть об окончании многолетней войны.
Никого уже в этот миг не интересовало, что, вынужденный делами государства постоянно отсутствовать в своей новой вотчине, Роже д’Отвилль почти незаметно вернул корону Нормандии Людовику. Кого, в сущности, беспокоило, что король обеих Сицилий, не особо задерживаясь в зловонном Париже, спешит в благодатный солнечный Палермо с многими тысячами турских ливров, что в Фекане еще из последних сил держит оборону граф Рауль де Лоран, а в самом Орлеане вместо новоиспеченного герцога Роже сидит его двоюродный брат, королевский наместник Арман д’Отвилль?
Франция ликовала. Небо, несомненно, было на ее стороне.
* * *
Стефан Блуаский горячил коня.
— Быстрее, быстрее! Поторапливайтесь!
Его отряд, уже вполне осознавший, к чему могут привести минуты промедления, и без того сворачивал шатры и тушил огонь под котлами со всей возможной поспешностью.
Но принца Стефана их усердие не устраивало. Он гарцевал между суетящихся вояк, время от времени потчуя тех, кто подворачивался под руку, ударом плети. «Избитого рутенами» наемника его собратья по оружию, как и было приказано, отволокли в деревенский возок, на скорую руку приспособленный для путешествия вдовствующей императрицы и ее дам. Вслед за этим наемники заняли места в седлах неподалеку от примитивного дорожного экипажа Матильды. Когда б Стефан мог, он давно бы уже бросил эту проклятую обузу, замедлявшую ход его крошечного войска. Но без такого щита, как Матильда, едва ли вообще какое-либо войско смогло бы защитить его от скорой и неминуемой расправы.
— О-о! — стонал из-за кожаного полога «раненый». — Они убили меня! Неужели же и на том свете трясет, совсем как на этом?
Матильда ошеломленно глядела на непрошеного пассажира. Тот лежал, закинув руки за голову, точно на холме, взирая в синее небо, и стонал так, что у лошадей наворачивались слезы.
— Что это за фарс, Гринрой? — тихо поинтересовалась она.
— Это вы меня спрашиваете? Это я бы должен вас спросить, — понижая голос, не замедлил перейти в контратаку рыцарь Надкушенного Яблока. — Я, между прочим, лишь выполняю приказ. Мой господин велел во что бы то ни стало доставить бывшую или нет, будущую императрицу, и я, как доблестный рыцарь, должен совершить этот подвиг, будь он неладен! А вы отчего-то мне постоянно мешаете. Отчего вы мне мешаете? Вы, что же, в сговоре с принцем Стефаном?!