До той поры, пока Венеции не удастся прекратить регулярный подвоз зерна из Херсонеса, ромеев не сломить.
— Я знаю. Но до этого еще далеко. Мой человек принес хорошую новость. И не будь я Анджело Майорано, если у василевса из его чертовой затеи что-то выйдет.
— Ты, что же, намерен захватить корабль с посольством? — Всплеснул руками тайный агент воспетой поэтами жемчужины Адриатики.
— Зачем же? На то есть наши друзья сицилийцы и наши враги турки. Пусть они займутся охотой. А я займусь добычей. Передай дожу, что Венеция может ни о чем не беспокоиться, союзу между ромеями и рутенами не бывать. Это обойдется вам в тысячу ливров, но, полагаю, оно того стоит.
— О, конечно, дон Анджело, несомненно!
— Вот и прекрасно. По рукам.
Саперы ходят медленно, но обгонять их не стоит.
И. Старинов
Шедший перед Владимиром Мономахом палатничий распахнул дверь в княжью светлицу и отпрянул в сторону, дабы не затруднять проход государя и его сыновей.
— Здесь постой, — мрачно кинул верному слуге Мономах, решительно переступая порог, — погляди, чтоб никто не приближался.
Княжий тиун молча поклонился и встал у самой лестницы, скрестив на груди руки. Пожилой властитель Киевской Руси быстрой, упругой походкой воина прошел через комнату, перекрестился на образа и опустился в резное кресло с вызолоченными подлокотниками.
— Ну, что скажете, сыны мои старшие? Вновь свару затеяли?
— Бес попутал, батюшка, — понурив голову, вздохнул Мстислав.
— Да речи ж — тьфу! — попытался было оправдаться другой. — Язык — он что помело, а так я за брата кому хошь кровь пущу!
— Ишь ты, пущала выискался, — гневно скривился Владимир Мономах, — хороши вояки.
Статные бородачи-витязи слитно вздохнули, опасаясь поднимать не раз глядевшие в лицо погибели глаза на крутого в гневе отца.
— Ладно уж, — грозный правитель русов махнул рукой, — не до пьяной брехни сейчас, не за тем я вас звал, чтоб за глупое ребячество хворостиною стебать. Слушайте да на ус мотайте, ибо от того, что ныне услышите, многие жизни зависеть будут.
— Внемлем тебе, батюшка, со всей покорностью, — поклонился Мстислав, и брат вторил ему.
Владимир Мономах еще немного помолчал, подбирая слова.
— Стоит ли сказывать вам, что лет мне уже немало. Сколько еще проживу, одному Богу ведомо, а только силы уже, чую, не те, что прежде были.
— Отец!.. — встрепенулся было Святослав.
— Молчи, суеслов! — рявкнул на него Великий князь. — Не перебивай, когда о деле глаголю! — Он сделал паузу, пристально глядя на потупивших глаза витязей, точно примериваясь, можно ли поведать им сокровенную тайну. — Скажите мне, дети мои, было ли когда такое, чтобы я кому что обещал да слова не исполнил?