— С вашего позволения, — вмешался Баренс, — мессир Вальтарэ может помогать лекарю, он ведь отчасти тоже сицилиец.
— Да, распорядитесь призвать мессира Камделя, — скомандовал Мстислав.
— Он ждет, мой князь.
Мстислав удовлетворенно кивнул и обратил взгляд на серого от усталости гостя.
— Как мне сказали, ты сын Гиты, дочери Гарольда Годвинсона.
— Да, это так.
— И пришел отвоевывать свою родовую землю.
— И это правда.
— Забавно. Вот уж откуда не ждал беды, — вздохнул сын Вильгельма Завоевателя. — Ну что ж, принц, — кладя тяжелую руку на плечо Мстислава, заговорил Боклерк, — извини, я не произнесу твоего имени.
— Мать называла меня Гарольдом.
— Хорошее имя, — усмехнулся король. — Послушай, Гарольд, и вы послушайте. — Генрих Боклерк оглянулся на дворян свиты, в молчании ожидающих у шатра своего повелителя. — Если Матильда встанет на ноги, а я не устаю молить Бога, чтоб она встала на ноги, я был бы рад, чтобы ты стал ей мужем.
— Мужем?
— Да. Насколько я помню, мне говорили, что ты — вдовец.
— Это правда. Но пожелает ли она?
— Пожелает, — усмехнулся король. — Такова моя воля.
— А ее?
— Господи! Ты дослушаешь меня или нет? — рявкнул король. — Так вот, — пристально глядя на удивленно замолкшего князя, продолжил Боклерк. — Я хочу, чтобы ты стал ей мужем, мне — наследником. Я желаю покинуть трон. Сказать по правде, мне противно его занимать.
— Это великий дар, — ошеломленный услышанным, проговорил Мстислав.
— Если ты имеешь в виду мою дочь, то, несомненно, даже больше, нежели ты можешь представить себе. Ежели королевство, то, поверь мне, своему будущему родственнику и, как мне представляется нынче, любящему родственнику, это никудышный дар. Впрочем, скоро ты сам в этом убедишься. А сейчас я направляюсь к своему войску, пусть и там порадуются. — Он повернулся, призывая оруженосца, держащего в поводу коней.
— Быть может, отобедаете сперва?
— Не нынче, — отмахнулся король.
— Мой лорд. — Фитц-Алан склонился перед государем, вдруг как-то сразу постаревшим и осунувшимся. — Как я могу понять, вы желаете посвятить остаток жизни Господу нашему?
— Кому? — Глаза Боклерка яростно сверкнули.
— Господу. Уйти в монастырь.
Плечи Боклерка немедленно расправились.
— Я — в монастырь? Ах ты, гнусавый псаломщик! Ах ты, мокрица клиросная! Слушай меня, негодяй! Я буду жить в замке, охотиться, читать и слушать музыку. Быть может, захочу написать что-нибудь сам. Но если кто-нибудь из подобных тебе боголюбцев посмеет открыть при мне рот без моего на то соизволения, я велю засунуть туда хорька и лично прослежу, чтоб он выгрыз негодяю язык! Я буду жить в замке и велю всей челяди носить черные колпаки с прорезями для глаз, ибо я не желаю видеть их гнусные рожи. — Генрих остановился и задумчиво поглядел на секретаря. — Так и быть, ты можешь ходить без колпака. Твоя тоскливая физиономия меня даже развлекает. Гарольд, дорогой мой зять, возьми за ухо эту духовную особу и проследи, чтобы он все подготовил к свадьбе.