Они облюбовали комнату на первом этаже в задней части здания, ту, что имела самые широкие окна. На окнах были шторы и ставни, но первые так и остались поднятыми, а вторые – открытыми. Внезапно кто-то невидимый зажег в этой комнате все огни, и тут же в ней появился Хоторн. Войдя, он посмотрел в окно и сбросил пальто. Развязал галстук-бабочку, расстегнул ворот вечерней сорочки. Заложив руки за спину, Хоторн подошел к окну и устремил хмурый взгляд в темноту сада.
Джини, должно быть, следовала за ним по пятам. Через секунду в кадре появилась и она. Склонив голову, она шла медленно и прямо, как сомнамбула или актриса, которая никак не может найти нужного места на съемочной площадке. Слегка обернувшись, Хоторн бросил ей что-то через плечо. В ответ Джини вскинула голову, и волосы снова взметнулись над ее лицом. Ее плечи слегка вздрогнули. Она встала так, что Паскалю была видна только ее спина, и сняла пальто. Паскаль со свистом втянул сквозь зубы воздух. Под пальто оказалось платье, которое он сразу же узнал. Она надевала его на вечеринку к Мэри – тонкий черный шелк, отливающий серебром, с двумя тонкими бретельками. Паскаль видел, как Хоторн что-то сказал, скорее всего задал какой-то короткий вопрос. Он протянул Джини какой-то предмет, и та взяла его. Хоторн заговорил снова, жестикулируя.
Джини колебалась. Она немного отошла в сторону, почти покинув кадр. Паскаль мог видеть только ее волосы, правое плечо и правую руку. Ему вдруг стало понятно, что Хоторн ей дал и что она сейчас делает. Она натягивала перчатки – пару длинных черных перчаток. Паскаль видел, как она шевелит пальцами, медленно поднимает руку и протягивает ее Хоторну. Черная перчатка обтягивала всю кисть, поднимаясь выше локтя.
Паскаль застыл в нерешительности, начисто лишившись способности думать и двигаться. Несколькими секундами раньше, в тот короткий период, когда они вошли в дом, но еще не зажгли света в комнате, он, бросив все свои камеры, выбежал на лестницу. Он уже ступил на первую ступеньку, когда, полуобернувшись, увидел, как осветилось окно в доме напротив, и ему пришлось вернуться. Теперь же его разрывали противоречивые чувства: происходящее казалось невероятным и одновременно логичным. Хоторн находился далеко, но стоило приникнуть к видоискателю, как он оказывался совсем рядом. Джини тоже находилась очень близко, пусть и на самом краю рамки. Казалось, протяни руку – и дотронешься.
Паскаль вытянул руку вперед, однако под пальцами оказалась только пустота. Рука дрожала. Он всегда верил своим глазам, верил своему зрению, которое было самой важной частью его ремесла. Но верить ли сейчас? Была ли это действительно Джини или какие-то сумасшедшие галлюцинации? «Я наблюдаю собственные кошмары, – подумал он, – наблюдаю собственные тайные страхи».