Погруженный в такие размышления, я приближался к замку. В бесцветном воздухе вздымалась его архитектурная громада, торжественная и печальная. Поддерживаемый террасою, на которую вела двойная лестница в форме подковы, замок все еще был грандиозен и производил внушительное впечатление. Если у этих аргентинцев есть хоть немного вкуса, они могли бы сделать нечто из Виллуана! А что, если я нечаянно столкнусь с кем-нибудь из них? Какой вид втируши в их глазах! Ба! я отрекомендуюсь, извинюсь, и в заключение все уладится. Тем временем я поднялся на террасу и бесшумно приблизился к большим окнам нижнего этажа. То, перед которым я очутился, выходило в столовую, где был накрыт стол.
Их было семеро, четверо мужчин и трое женщин; их обходили лакеи. Стол был сервирован просто. Элегантные мужчины и женщины. Я не слышал их голосов, но я различал их позы, и я видел жесты оживленного разговора. Двое сидящих лицом ко мне мужчин показались мне очень юными жгучими брюнетами. На обоих концах стола сидело по одной женщине, и та и другая были красивы. Направо — крупная брюнетка, налево — особа поменьше. Два других сотрапезника, мужчины, сидели спиною ко мне. Прильнув к оконному стеклу, я с любопытством разглядывал эту своеобразную живую картину. Мне казалось, что действие происходит где-то далеко, очень далеко, на самом дне моей жизни, моей прежней жизни. Оно представлялось мне, скорее, как какой-то старый сон, а не как реальность. Когда-то я жил, как живут эти люди. А теперь какое расстояние отделяло меня от них! Такое расстояние, что они даже не замечали, как я стою, прижавшись к оконному стеклу! Я не был для них даже призраком, тенью. Однако один из мужчин вдруг устремил свой взор в окно. В то же мгновение женщина, сидевшая рядом с ним, наклонилась, чтобы закурить папироску. Я испустил возглас изумления: Клара Дервенез, моя прежняя любовница, та самая, которую я видел в последний раз у Лапласа, в день моего отъезда из Парижа!
Да, это была она, и я узнавал в ее соседе за столом человека, сопровождавшего ее в тот вечер у Лапласа. Связь их не была, следовательно, мимолетным капризом, ибо она продолжалась и до сих пор и аргентинец привез с собою Клару в этот замок, который он предполагал купить. В один прекрасный день Клара Дервенез, может быть, станет владетельницею виллуанского замка. Зная ее хитрость и алчность, я считал ее вполне способной женить на себе аргентинца. Эта перспектива заставила меня улыбнуться. Практический и расчетливый ум Клары делал это предположение весьма правдоподобным. О, она умела устраивать свою жизнь и извлекать выгоду из людей и обстоятельств! Она была богата. Большой красный автомобиль, пронзительный крик которого так часто разрушал мои мечтания и разрывал мое оцепенение, наверное, принадлежал ей. И что лежало в основе этого неслыханного богатства? Тело женщины, лицо, взгляд, улыбка, волосы, при отсутствии какой-либо выдающейся красоты и выдающихся талантов. Что же, в таком случае, было причиною возвышения Клары Дервенез, как не участие того чудесного споспешника наших судеб, который называется удачею, случаем, непредвиденным? И разве не эти таинственные помощники научили ее пользоваться тем, что выпадало на ее долю? Конечно, она не была лишена ни ума, ни приятности, но она руководилась главным образом несколько плоскою основательностью своего адравого смысла. Она была обязана этим сыпавшимся на нее богатством также своему личному искусству. Выжидая удачного случая, Клара Дервенез не пренебрегала и маленькими выгодами. Я помню, как талантливо умела она попрошайничать, старалась не упустить ни малейшего заработка, «откладывая в копилку» все, что не было необходимо для показной стороны ее ремесла. Ее расчетливую алчность я заметил по своим расходам. Она обглодала меня с тем же умеренным аппетитом, тою же непринужденностью и естественностью, какую вносила в курение папиросы, так деликатно сжимаемой ею в губах!