Я машинально натянул на себя простыню, вспомнив, что лежу на постели, в чем мать родила.
– Ты, ты!.. – У нее явно не хватало слов.
– Ну, я. Между прочим, неприлично среди ночи врываться в спальню к малознакомому, и вдобавок обнаженному, мужчине. Ведь он может подумать Бог весть что.
– Неприлично!? – От возмущения и ярости Каролина топнула ногой. – Это кто говорит о приличиях!?
Человек, который запер меня в погребе и даже не подумал о том, что я голодна и мне хочется на ночь попить чаю. Кстати, уже не ночь, а утро.
– Чаю выпить никогда не поздно. Что касается харчей, то у тебя там хватит их до нового пришествия. А вот убежище ты оставила напрасно. Впрочем, как знаешь, это всего лишь мое личное мнение. Тебе решать.
– Плевать я хотела на твое убежище! И на харчи! Надоело! Все надоело! Уйду я отсюда, понял, уйду. Прямо сейчас.
– Слушай, дорогая, ты чего разбушевалась? Неужели из-за какой-то чашки чая?
– Не твое дело! И я тебе не дорогая!
– Я и не спорю. Ладно, ты не дорогая (но и не уцененная же, согласись) и мне до тебя нет никакого дела.
Хочешь – живи, не хочешь – уходи. Я тебя не приглашал, ты сама изъявила желание поиграть в прятки.
Между прочим, милиционеров давно здесь нет. Я уже об этом говорил.
– Не умничай! Говорил… Ты много чего говорил.
– Какая муха тебя укусила? Завести скандал с утра пораньше – это надо уметь.
– Муха? Это ты называешь мухой!? – Она схватила дамскую сумочку, которую забыла Лолита, и запустила ею мне в голову. – Похабный сатир! Он, видите ли, всю ночь развлекался с какой-то прошмандовкой, а я зубами в холодном погребе щелкала.
– Не груби старшим. И не преувеличивай своих страданий. Нужно было включить обогреватель. Кстати, по поводу чая – едва не забыл: я ведь дал тебе вчера китайский термос с чаем, наполненный доверху. Думаю, что ты не выпила и половины.
– Он думает… – Каролина независимо фыркнула и скорчила презрительную мину. – Я имела возможность видеть, чем ты думаешь.
– Неужели ты подглядывала? Ах, как это неприлично…
Меня распирал смех. Представляю, каково было несчастной Каролине наблюдать через окно за гимнастическими упражнениями, которыми я занимался с Лолитой. Теперь мне стала понятна ярость девушки, не сумевшей совладать со своими нервами. А ведь она ревнует! Вот те раз…
– Кто бы говорил о приличиях.
– В своих страданиях ты сама виновата.
– Как это – сама?
– Нечего было торчать под окнами. Зашла бы – и дело с концом. Мы бы тебе были очень рады.
– Я в групповом сексе не намерена участвовать! – отрезала Каролина. – Это омерзительно.