Никто из нас не выйдет отсюда живым (Хопкинс, Шугермэн) - страница 69

Это как рассматривание фрески, – говорил он позже. – Это движение – и вдруг оно замораживается. Мне нравится наблюдать, как долго они могут это выдерживать, и в тот момент, когда они вот-вот сломаются, я позволяю им двигаться дальше.

Но что ты будешь делать, если они взбесятся и разрушат сцену, – спросили его однажды, – не от восхищения, а как если бы они хотели тебя убить?

Джим вспомнил Нормана О. Брауна и свою собственную теорию о сексуальном неврозе толпы. Он казался самоуверенным.

Я всегда знаю точно, когда это нужно сделать, – сказал он. – Это возбуждённые люди. Знаете, что произойдёт? Они испугаются, а страх очень возбуждает. Людям нравится внезапно пугаться. Это в точности напоминает момент перед оргазмом. Каждый этого хочет. Это кульминационный опыт.

Ничего не знавший о Джиме до тех пор, пока “Зажги мой огонь” стала первым номером, его отец достиг вершины в своих чартах, став в возрасте 47 лет самым молодым адмиралом флота США. Его назначили в Пентагон, и Моррисоны – Энди было теперь восемнадцать лет, а Энн двадцать – переехали в Арлингтон, штат Вирджиния.

Однажды к Энди зашёл приятель и принёс запись первого альбома “Doors”.

Посмотри сюда, – сказал он. – Это не Джим?

Энди сказал, что он уже слышал “Зажги мой огонь” и не узнал голос своего брата. Он попросил эту запись у приятеля, и в тот же вечер вместе с родителями прослушал её. Клара отложила книгу, которую читала, а адмирал продолжал читать газету. Когда пошла эдипова часть “Конца”, газета начала дёргаться, сначала медленно, а потом всё более яростно, по мере того, как становилось ясно – о чём песня. С этого дня адмирал никогда больше не комментировал работу сына.

На следующее утро мать Джима позвонила на “Elektra Records” в Нью-Йорк и сказала, что пытается найти сына. Представив некоторые убедительные доказательства того, что она действительно была его матерью, она получила номер телефона гостиницы в Манхеттене и имя гастрольного менеджера “Doors”. Она повесила трубку и снова набрала Нью-Йорк.

Алло! Это миссис Моррисон. Можно Джима?

Какого Джима?

Джима. Джима Моррисона. Это его мать.

Да? – в голосе прозвучала досада.

В трубке послышался другой голос:

Алло.

Джим? О, Джим…

Да, мама…

Она, волнуясь, говорила ему, как рада слышать его голос, спрашивала о здоровье, упрекала, что не писал, говорила, что очень беспокоилась о нём и уже хотела нанимать частного детектива, но адмирал упорно не разрешал ей этого сделать. После утешения наступила досада. Ответы Джима на её вопросы и заботу о нём были ворчливы.

Джим…

Да, мама… – Он вздохнул.