А главное, Света не поняла, какой лепестковой бомбой постмодернизм оказался в ее спиче. Ведь если для нас постмодернизм означал современное состояние сознания западного общества на пепелище традиционных ценностей и ироническом поиске новых, то размахивание им на здешней интеллектуальной площадке было провокацией.
Для индийского возрождения все цивилизационное бессознательно означало британское-колонизаторское. Индийский мир проходил колонизации, войны, голод, унижения, но не разъедался изнутри ни социализмом, ни атеизмом, ни сексуальной революцией, ни мононациональным подходом, ни экспансией мигрантов... в каком-то смысле он пришел в третье тысячелетие огромным, доверчивым, консервативным, мудрым и неиспорченным ребенком, видящим перед собой черно-белый телевизор с правильным кино.
Я отчетливо понимала это, пожив с Шумитом.
– Мы думаем рисунками и образами. Учения Рамакришны – это сплошные метафоры и притчи. Попробуй нарисовать контур сложного объекта, не отрывая карандаша от бумаги и не имея возможности повторного обведения, и ты отчетливо увидишь трудности, – говорит Шумит. – Индусы потому и работают с более простыми и менее противоречивыми моделями мира, чем остальные. Никто никого никуда не торопит: постижение истины должно прийти по мере понимания, а изменение – без ломки. Все в Индии происходит линейно, хотя и неторопливо, – индийский слон медленно, но верно протаптывает тропу. А если тебя не устраивает что-то сегодня, значит, ты рано пришел. Приходи завтра...
Так что, махнув рукой на предстоящие тупиковые баталии вокруг постмодернизма, я подумала, что они интересуют меня в Индии в последнюю очередь, и стала строить план побега с конференции.
Объявили перерыв, и мы с Леной Трофимовой выпросили у Ранжаны машину с водителем – пожилым красавцем в чалме и студентом-гидом – очаровательным маленьким непальцем. Промахнув мимо дворцов местной элиты, поехали к Президентскому дворцу Раштрапати Бхаван.
Англичане построили его в парке для вице-короля Индии в глубоко колониальной идее «туземец не дремлет и может напасть каждую секунду». Дворец стоит на холме Райсин, окружен парком и чугунным забором в стилистике английских решеток. Никто, кроме обезьян, не может попасть туда без долгой военной осады.
Пространство вокруг пустынно и вылизано, как возле картонного театрального макета, вывезенного из другой страны на время спектакля. Глядя на официальную резиденцию президента, трудно поверить, что рядом на соседней крупной городской улице мужчины писают, повернувшись спиной к дороге, в каменные «писсуары» без задней стены, а еще чаще рядом с ними. Куда писают женщины, мы так и не поняли. Но поскольку в Индии женщине запрещено почти все, то логично предположить, что писать ей тоже запрещено.