На мне была полотняная рубаха и заплатанные штаны. А на голове красовалось огромное сомбреро, лучшие времена которого прошли не менее чем десять лет назад.
Смуглое изможденное лицо и вислые усы делали меня похожим на закарпатского вуйка. И только глаза блестели пронзительно и молодо, что следовало учесть, влившись в группу пеонов, которые шли на обед.
Обед скорее напоминал ранний ужин; после него пеоны расходились по домам. Зато и начинали они работать в пять утра.
Иногда по праздникам им перепадало и кислого винца. А потому этот факт как раз и был главной темой разговоров, пока пеоны топтали босыми ногами пыль проселочной дороги.
Вместе со мной шли четырнадцать человек, все мужчины. Я присоединился к ним, когда группа поравнялась с небольшой рощицей.
Моего появления они, казалось, не заметили, будто я был бестелесным призраком. Похоже, Эрнесто несколько переусердствовал.
Когда нас запустили на задний двор, мои попутчики оставили меня, заняв самые дальние столы. Это тоже было заранее оговорено – зачем людям лишние неприятности?
У вожделенного черного хода, как на зло, стоял охранник, здоровенный метис с тупым плоским лицом и сальными волосами.
Похоже, черный ход вел прямо на кухню, потому что оттуда на подносах выносили лепешки и горшки с маисовой кашей.
Не долго думая, я едва не вырвал уже пустой поднос из рук подслеповатой кухарки и, прихватив с собой еще и какую-то корзину, с независимым видом прошел в открытую дверь кухни.
Метис на меня даже не глянул.
Кухню я прошмыгнул на одном дыхании. Впрочем, до меня не было дела никому, разве что здоровенному рыжему коту, которому я едва не отдавил хвост.
Кухонное помещение делилось на два отделения.
Второе, куда я попал через своеобразный тамбур, предназначалось для приготовления пищи господам. Оно было повыше, посветлей, а повара щеголяли в белых, правда, не первой свежести, куртках и колпаках.
Здесь на меня тоже не обратили внимания. И я, осмелев, зацепил по ходу тележку с полными судками и графином красного вина.
Так я оказался у двери лифта, а если точнее, то примитивного подъемника, где дежурил уже русский мордоворот.
При виде моей нелепой фигуры у него глаза полезли на лоб. Похоже, ему впервые пришлось увидеть оборванца, который вез обед Тимохе.
– Ты, чудо ушастое, осади! – рявкнул он. – Кто тебя, неумытого, сюда пустил?! – Сеньор, сеньор…
Я начал кланяться, как китайский болванчик, и нести какую-то ересь, очень надеясь, что наш туповатый Ванька еще не успел пройти курсы по изучению иностранных языков.
Так оно и оказалось. – А чтоб тебя! Прислали, говоришь? – домыслил телохранитель Тимохи. – Си, си, сеньор! – сказал я "да" по-испански. – Ладно, вали, вонючка, дальше. Второй этаж. Второй! Понял? Вот чмо… – Си, сеньор… – Ни хрена ты не понял. Сейчас я сам нажму кнопку…