– И конечно, ты не имеешь права посвятить меня в суть дела.
– Ты удивительно догадлив.
– Неужто ты будешь работать над делом один? Только, будь добр, не ври.
Легко сказать – не ври. От моей правды, Слава, подумал я, для тебя будут сплошные неприятности.
Лучше уж мне одному их расхлебывать. Или еще с кем-нибудь, к кому я отношусь просто как к коллеге.
– В том-то и дело, что не один, – вздохнул я, пряча глаза от Баранкина.
– И кто же этот напарник? – не отставал Славка.
– Пока не знаю, – честно признался я.
– Его назначат?
Я заколебался.
Нет, тут нужно говорить правду! Все равно когда-нибудь Славке все станет известно. А он парень обидчивый…
– У меня есть право выбора, – ответил я после небольшой паузы.
– И кто у тебя на примете?
– Думаю…
Я старательно избегал встречаться с Баранкиным взглядами. – Действительно, есть о чем подумать… – Славка едва сдерживал негодование. Он сделал глупое лицо и наивные глаза и продолжил:
– У Баранкина и квалификация не та… да и вообще он чересчур молод и несколько туповат для серьезного дела. – Это Баранкин сказал начальственным голосом Саенко.
– Перестань, Славка. Здесь проблема в другом.
– В чем именно? Давай колись.
– Проблема в оркестре и музыкантах в черных фраках. Принявшись за разработку этого дела, можно смело заказывать для себя и похоронную музыку, и все остальное…
– Ой-ой, напугал! Я так понимаю, ты обо мне заботишься?
– Предположим. – Спасибо тебе с кисточкой. Тронут…
Он надулся, как сыч. А затем продолжил:
– Я, конечно, не совершал подвигов в Афгане, как ты, и под артобстрелом ни разу не был, но это еще не значит, что могу позволить кому-либо решать свою судьбу. Пойду к Саенко, чтобы он лично назначил меня твоим помощником. Принципиально пойду!
Я неожиданно разозлился. Вот настырный сукин сын! По своей воле в яму лезет. Что за молодежь пошла? Никакого уважения к мнению старших.
Пацан…
– Дурак ты, Славка! Дважды дурак, что пошел в УБОП. И трижды – что лезешь в это мутное дело.
– Ну и пусть!
– Ладно, коль ты такая упрямая скотинка, я согласен. Иначе мне придется каждый день видеть твою постную рожу. А это выше моих сил. Но, если честно, мне нас жаль…
Мы пили кофе в полной тишине. Я чувствовал себя выжатым лимоном.
У меня было такое ощущение, что вот-вот откроется дверь, и наш афганский комбат опять поднимет нас в очередную, может, последнюю атаку.
А я лежал, помирая от жажды и ран, и тяжеленный бронежилет тисками сжимал грудь, выдавливая по молекулам воздух из обожженных пороховой гарью легких…