— Я понимаю.
Они дружно посмотрели на Бориса и отодвинулись от забора. Остаток разговора пес не слышал.
В конце концов рууги убрали свою карту и ушли.
Тогда Борис подошел к забору и понюхал его. От досок шел гнилой, тошнотворный запах руугов, шерсть на спине пса встала дыбом.
Когда вечером Альф Кардосси вернулся домой, пес стоял у калитки и глядел на улицу. Альф открыл калитку и вошел во двор.
— Ну, как дела? — спросил он, похлопав пса по боку. — Кончил нервничать? Какой-то ты дерганый последнее время. Раньше ведь таким не был. Борис заскулил, не отрывая глаз от лица человека.
— Ты хорошая собака, Борис, — сказал Альф. — И большой для собаки. Ты и не помнишь, как давным-давно был вот таким крохотным щеночком.
Борис потерся о ногу хозяина.
— Хорошая ты собака, — негромко пробормотал Альф. — Знать бы только, о чем ты сейчас думаешь.
Он вошел в дом. Миссис Кардосси собирала на стол. Альф прошел в гостиную, снял плащ и шляпу. Поставив обеденный судок на буфет, он вернулся на кухню.
— В чем дело? — подняла голову миссис Кардосси.
— От этой собаки много шума, надо что-то делать с ее тявканьем. Соседи хотят снова пожаловаться в полицию.
— Не хотелось бы отдавать его твоему брату. — Миссис Кардосси сложила руки на груди. — Но он и вправду совсем сходит с ума, особенно по пятницам, утром, когда приезжают мусорщики.
— Может, он еще и успокоится, — сказал Альф. Он раскурил трубку и задумчиво выпустил облачко дыма. — Раньше он таким не был. Возможно, он оправится, станет таким, каким был раньше.
— Посмотрим, — сказала миссис Кардосси.
Взошло солнце, холодное и зловещее. Остатки ночного тумана клочьями висели на деревьях, прятались в низинах. Сегодня была пятница.
Пес лежал под крыльцом, лежал с широко раскрытыми глазами и слушал. Черная шерсть стала седой и жесткой от покрывшего ее инея, выходящие из ноздрей облачка пара быстро рассеивались в неподвижном, холодном воздухе. Неожиданно пес резко повернул голову и вскочил на ноги.
Откуда-то издалека, с большого еще расстояния, донесся еле слышный звук, нечто вроде треска.
— Рууг! — крикнул Борис и огляделся. Он торопливо подбежал к калитке и поднялся на задние лапы, положив передние на верхний край забора.
Звук донесся снова, на этот раз громче, ближе. Хрустящий, лязгающий звук, словно катилось что-то тяжелое, словно открывалась огромная дверь.
— Рууг! — крикнул Борис. Повернув голову назад и вверх, он озабоченно посмотрел на темные провалы окон. Ничто не шелохнулось.
И вот показались рууги. Лязгая, треща и дребезжа, они и их грузовик двигались вдоль улицы, переваливались по неровной булыжной мостовой.