Он не мог ни на одну из них смотреть чересчур пристально или чересчур часто, иначе она пришла бы к выводу, что у нее есть преимущество перед остальными. Хуже того, так решили бы ее родители. Кроме всех прочих неприятностей, он не мог встать с кресла и поэтому видел высокородных невест на уровне их животов и бедер. Чтобы поговорить с ним, дамам приходилось наклоняться, и тогда он видел перед собой их грудь. Выражение лица выгодного жениха становилось все мрачнее, а разговор — все более скованным.
Он не смог бы с интересом разговаривать с этой помешанной на замужестве компанией, даже если бы они были закованы в латы, подумал Драмм, поскольку ему редко встречались более недалекие люди. Все, что их интересовало, — это несчастный случай, произошедший с ним. Когда граф говорил, что теперь в порядке, и отказывался от дальнейшего обсуждения, им приходилось обращаться к единственным темам, в которых они разбирались, — к погоде и сплетням сезона.
Он знал, что несправедлив и разозлен. О чем еще может поговорить с ним незнакомая женщина? Не могли же они ни с того ни с сего начать обсуждать с ним «Одиссею», искусство или литературу, как Александра, думал Драмм. Даже ей было бы трудно при таких условиях придумать какую-нибудь тему для разговора. Но одно он знал наверняка — она не стала бы непрестанно взвизгивать от смеха по поводу любой высказанной им банальности, как поступали многие из его нынешних посетительниц. Он был уверен, что Александра не смотрела бы на него, открыв рот, приходя в экстаз от любого пустяка, который он говорил.
Но она не собиралась завлечь его в свадебные сети, напомнил себе Драмм. А может, она ведет себя так с Эриком, внезапно подумал он и нахмурился, потому что эта мысль была похожа на предательство по отношению к ней.
— У тебя что-то болит, Драммонд? — хмуро спросил граф Уинтертон, глядя на сына сверху вниз.
— Отец! — воскликнул Драмм. — Откуда вы появились? Я имею в виду, что не видел, как вы подошли.
— Да как бы ты смог меня увидеть, сидя в окружении такого собрания красавиц? Я подошел, чтобы проводить к тебе еще двух дам, пожалуй, самых красивых в этом доме.
Драмм с запозданием заметил, кто стоит рядом с отцом — леди Аннабелл, в голубом платье, под цвет ее чудесных глаз. И ее пухлая мамаша, в золотом наряде, под стать своим непомерным амбициям. Обе дамы приветливо улыбались ему.
— Я должен извиниться перед дамами, — продолжал граф, — поскольку здесь так много молодых леди из знатнейших семей Лондона, что они могут решить, будто я специально приглашаю всех английских красавиц, чтобы отвлечь от грустных мыслей раненого сына.