— Какого цвета были у нее волосы? — спросил тот.
— Каштанового.
— Как она была одета?
— В очень красивое платье, — был ответ.
— Ты не заметил в ней что-нибудь особенное?
— Она очень красивая. Аласдер вздохнул.
— Тебе не показалось, что она чем-то озабочена? — начал спрашивать у парня он, но голос его сорвался.
— Не бойся сэра Аласдера, Эдвард, — ободрил парнишку Ли. — Он хочет спросить, выглядела ли леди грустной. Может быть, она плакала или выглядела так, что готова заплакать?
— Нет, сэр, — произнес Эдвард, по-прежнему избегая смотреть в сторону Аласдера. — Я хорошо помню, она еще смеялась с Шарки — так зовут того мальчика — странное имя, правда? Платье у леди было очень красивое, но волосы почему-то в беспорядке, и папа и мама это заметили, а Шарки сказал, что она снова выглядит как чучундра, и мама сказала: «Выбирай выражения, мальчик!», — а мисс Корбет засмеялась и сказала: «Ничего страшного!»…
— Вот оно! — рассмеялся вдруг Аласдер. — Да, Ли, следователи из нас… Мы не спросили самого главного: как звали леди? Это она! С ней все в порядке! Я еду за ней, Ли. — Он накинул плащ. — У меня нет времени ни заезжать к Суонсонам, ни отвозить Эдварда домой — поручаю все это тебе, Ли, уж извини. Я еду за ней! — Подхватив саквояж, Аласдер направился к выходу.
Через пару минут Ли уже смотрел вслед удалявшемуся всаднику. Ветер развевал полы его плаща, делая Сент-Эрта похожим на демона.
Дождь хлестал вовсю, но Аласдер даже не заметил этого, что есть сил пришпоривая коня.
Гроза громыхала вовсю, дождь хлестал землю железными прутьями, молнии вспыхивали едва ли не ежесекундно. Но, как и большинство гроз позднего лета, эта, судя по всему, обещала быть недолгой. Через полчаса она снова уступит место голубому, безоблачному небу. Но у Аласдера не было времени пережидать стихию. Как на грех, тучи перемещались в том же направлении, что и он, — на север. Аласдер низко пригнул голову, словно это могло защитить его. Он старался не думать о том, какие ужасы могут угрожать Кейт, но мысли снова и снова возвращались к этому — пока она не в его руках, нельзя быть в полной уверенности, что ей больше ничто не грозит. Конь пугался при каждой молнии, и Сент-Эрту приходилось все время пришпоривать его, как ни жаль было колоть бедное животное. Иногда приходилось замедлять шаг — дождь во многих местах размыл дорогу, и Аласдеру не хотелось, чтобы конь сломал ногу. Но совсем остановиться он не мог, не имел права. Ветер пронизывал до костей. Намокший плащ стоял колом, словно наждачная бумага. Аласдер машинально пришпоривал коня, стараясь отгонять от себя мрачные мысли. Эдвард сказал, что Кейт смеялась… А что, если это был истерический смех от нервного срыва? Да и записка какая-то подозрительная — стиль уж слишком сухой, деловой, непохожий на Кейт. А вдруг этот Эдвард подослан врагами и все это какая-нибудь ловушка? Но по крайней мере ясно одно — дело, кажется, обещает сдвинуться с мертвой точки, и это дает надежду… Сгущались сумерки, последние сполохи грозы еще играли в небе, когда перед Аласдером наконец замаячила вывеска «Эксельсиор». Нервы были на пределе. С первого взгляда на гостиницу было ясно, что достоинства ее сильно преувеличены Эдвардом. Но поскольку, судя по всему, «Эксельсиор» была единственным местом в этой дыре, где можно было остановиться на ночлег, путники были рады и такому. Аласдер знал, что лет тридцать назад в этих местах водились разбойники. Полиция с тех пор давно уже значительно сократила их число, но, подъезжая к гостинице, он на всякий случай покрепче сжал в руке пистолет. Последние лучи заходящего солнца золотили здание гостиницы. Выглядела она, впрочем, довольно опрятной, и трудно было поверить, что во дворе на тебя кто-нибудь нападет. Тем не менее, въехав за ворота, Аласдер не стал спешиваться, а пристально осмотрелся кругом. Никого. Не слезая с коня, он решил выждать несколько минут. Наконец перед ним возник малорослый, очень грязный человек. Он смерил Аласдера пристальным взглядом.