Клочок бумаги лежал в шаре перекати-поля. Бинокль скользнул по земле… никаких следов рядом, во всяком случае, с этого расстояния.
Медленно и осторожно Кон объехал кругом, удостоверился, что вокруг никого нет. Затем приблизился к кусту.
Лист бумаги, сложенный в несколько раз, был привязан к ветке. Заинтересовавшись, Конагер отвязал его, развернул и прочитал:
«Порой, когда я чувствую себя одиноко, мне кажется, что я умру, если не найду с кем поговорить — а мне так давно одиноко.
Я люблю слушать шум ветра в траве или в кедровых ветвях».
Кон прочел до конца, потом еще раз с начала. Отбросил было прочь, но вдруг поднял, сложил и сунул в карман жилета.
Он и сам любил шум ветра в траве. И кедры тоже, и кедровый запах. Интересно, а этот сочинитель видел когда-нибудь настоящий кедр? Искривленный, скрученный ветрами, коренящийся порой на голой скале. Столько упрямства и жизненной силы требуется ему, чтобы преодолеть невзгоды, но если он все же вырастает, то становится крепким и долговечным. Ему приходилось видеть кедры, которые расщепили скалы корнями и подняли к небу свои кроны, наверное, еще до Колумба.
Когда Конагер въехал во двор, Леггет сидел возле барака.
— Мы уже поели, — приветствовал старый ковбой прибывшего, — но кофе еще горячий. Старик думал, что ты вернешься поздно.
— Спасибо.
Конагер расседлал коня и бросил седло на стойку под навесом. Он устал как собака, каждая косточка ныла.
— Мак-Гиверн вернулся?
— Не-а… Крис тоже куда-то слинял.
Конагер плеснул воды в умывальный таз возле двери, закатал рукава. Сняв шляпу и шейный платок, умылся, вытерся круговым полотенцем, поправил кобуру и пошел к дому.
Вдруг он остановился:
— Леггет, пойдем со мной кофе пить, а то ты врастешь в эту скамейку корнями.
Леггет поднялся, и они вместе подошли к пятну света, падавшему из кухонной двери.
— Старик уже отправился к себе, но сказал, что тебе надо бы подобрать пару подходящих лошадей на зиму и подковать их на свой манер.
— Ясно.
— У Тэя неплохие лошади. Серый в яблоках конь что надо, если ты сумеешь выбить из него дурь. Еще есть рыжий, почти такой же здоровенный. Оба они достаточно сильные и выносливые для езды по снегу.
— У вас выпадает такой глубокий снег?
— В ложбинах и оврагах очень глубокий. Здесь требуются лошади типа монтанских.
Некоторое время они сидели молча. Потом Конагер снова налил себе кофе.
— Ты ведь уже давно на ранчо. Скажи, как поведет себя Старик, если случится какая-то беда?
Леггет мрачно посмотрел на Конагера.
— Он встанет рядом с тобой — если я правильно понял твой вопрос, но больше никто. Я здесь один остался из старых, и то лишь потому, что давно не молод и идти мне некуда.