Немного погодя Кон снова лег, ощущая сильную усталость. Ему стоило больших усилий поддерживать огонь, но это было необходимо. Сухое дерево горело почти без дыма.
Проснулся беглец неожиданно — от ночного холода; наступил вечер, костер прогорел до золы — только один маленький сучок еще тлел. Кон бережно подкормил огонь кусочками коры, потом прутьями и снова снял рубашку. Прикрыв плечи овчиной, еще раз промыл рану теплым отваром горного розана и присыпал раскрошенным стручком. Затем, одевшись, осторожно спустился на берег ручья. В прибрежных кустах поставил пару силков, а потом подошел к расселине, через которую попал в ложбину.
Выглянув, увидел лишь кусок неба. Ниже в темноте лежала долина.
Встав на колени, он начал охотничьим ножом срезать ветки, пытаясь проделать туннель на другую сторону. Поработал несколько минут, замирая и прислушиваясь. Однажды ему почудился какой-то шорох, но, сколько ни вслушивался, больше звук не повторился. Через некоторое время, проделав лишь небольшое углубление в толще кустарника, вернулся к костру, добавил веток в огонь и лег, завернувшись как можно плотнее в свой полушубок.
Спал он, мучаясь кошмарными снами, и проснулся в холодном поту. Бок болел, хотелось сменить положение, но любое движение причиняло ужасную боль, и Кон продолжал лежать, слушая шелест листьев и шуршание каких-то мелких тварей.
Наутро силки оказались пусты.
В течение следующего дня он жевал листья солянки, пил воду из ручья, засыпал и вновь просыпался. Ему удалось найти и съесть несколько можжевеловых ягод и наладить еще один силок.
Проснувшись среди ночи, Кон разжег костер и съежился под скалой, отражавшей тепло подобно рефлектору. Голова болела, но заснуть не удавалось, несмотря на чувство усталости. Он подогрел воды, раздавил в ней несколько ягод можжевельника и выпил — слышал, что хопи иногда так заваривали целебный чай. Потом вновь заснул, а когда проснулся, шел дождь.
Сначала он пытался защитить костер своим телом, но беспокойство его все возрастало. Наконец, шатаясь, поднялся на ноги, отодвинул все, что могло гореть, подальше от огня и с ружьем в руках отправился к выходу.
Прислушался, но ничего не услышал. Тогда снова начал врубаться ножом в колючее сплетение кустарника, пока не появился небольшой просвет. Кон пополз было наружу, но потом вернулся к ручью и порвал свои пустые силки — зачем кого-то губить понапрасну?
Протиснувшись сквозь кустарник, замер, прислушиваясь, но не услышал ничего, кроме тихого шороха дождя.
Он был очень слаб, но понимал, что оставаться здесь долее значило лишь слабеть еще больше. Пробравшись вдоль зубчатого гребня, нашел спуск и медленно, с большими предосторожностями покинул гору.