Когда он поднялся наверх, пропустив час и несколько порций виски, он обнаружил, что дверь спальни заперта.
– Впусти меня.
– Уходи! – крикнула Элен.
– Я выломаю дверь, или прострелю замок. Что ты предпочитаешь?
После долгой паузы она открыла дверь.
– Господи боже, у тебя такой вид, словно ты попала под поезд! – Он никогда не видел ее такой больной.
– Я была вчера у Джеймса Бенсона.
– Я слышал. Так что, мы ожидаем тройню?
– Не смей мне шуточки шутить! – прошипела она. – У меня гонорея.
– Пра-авда? – протянул Руперт. Его темноголубые глаза вдруг приобрели непроницаемое выражение. – В следующий раз будешь осторожнее выбирать, кого затаскивать в постель.
– Прекрати! – вскричала Элен. – Ты отлично знаешь, что я не спала ни с кем, кроме тебя.
– Вовсе я этого не знаю, – холодно сказал Руперт. – Я вижу тебя достаточно мало, а твой категорический отказ сопровождать меня в заграничных поездках скорее говорит об обратном.
– Ублюдок! – взвизгнула Элен. – Ты подхватил это от одной из своих мерзких шлюх!
– Ой, ладно. У тебя нет никаких доказательств. Да, я заразился гонореей. Меня лечили в Гамбурге. Эти немецкие клиники похожи на Сейнсбери в субботу утром. Но я заразился от тебя.
– Со мной этот номер не пройдет. С тех пор, как я вышла за тебя замуж, я ни разу не глянула на другого мужчину.
– А как же Дино Ферранти? – спокойно спросил Руперт. – Он был в Англии полтора месяца. Если верить слухам, он обычно прводит ночи не в своей постели.
– Я и близко не подходила ни к Дино, ни к кому другому! – крикнула Элен. – Это ты меня заразил, и ты это знаешь. Я ухожу от тебя и забираю детей.
– Марка можешь забрать! – заорал Руперт. – Но если ы пальцем прикоснешься к Таб, я затаскаю тебя по всем судам страны!
Это было последней каплей. Обезумевшая Элен бросилась на него и хотела вцепиться ему в лицо, но Руперт отскочил, и только кончики ее длинных бесцветных ногтей оцарапали ему щеку. В следующий момент отворилась дверь.
Это был Марк: рыжие волосы всклокочены, в глазах ужас, пижама сползла с плеча.
– Не крици, папоцка! Позалуста, не крици!
Вслед за ним появилась Табита, неуверенно ковыляя на маленьких ножках. На ней был только верх пижамы, штанишки она сбросила.
– Папа, папочка! – восторженно запищала она, бросаясь к нему. – Папа дома! – Тут она увидела кровь у него на щеке. – Папе больно.
– Бедному папе на самом деле больно, – сказал Руперт, доставая бумажные салфетки из коробки на туалетном столике Элен, чтобы вытереть кровь. Затем, взяв Таб на руки, он вышел из комнаты со словами, обращенными к Табите: – Я начинаю думать, что ты и Бэджер – единственные, кто меня любит.