Калиста взглянула на нее с тревогой:
— Вы ведь не покинете меня?
— Завтра я уже не приду сюда, — ответила монахиня. — Есть другие больные, которые нуждаются в моей помощи, а вы сами сказали, что уже поправились.
— Но я не хочу расставаться с вами! — воскликнула Калиста. — Вы были так добры, так бесконечно добры ко мне!
— Я ухаживала за вами и делала все, что в моих силах, чтобы помочь вам, — возразила монахиня, — но у нас в Ордене не принято слишком привязываться к своим подопечным. Если бы мы отдавали людям всю свою сердечную привязанность, слишком больно было бы потом расставаться с ними.
— Мне страшно подумать о прощании, — с тоской сказала девушка.
— Милорд позаботится о вас. Он очень любит вас, только о вас и думает, и он очень переживал, когда вам было плохо.
Калиста ничего не ответила, слегка потупилась, и тень от ее темных ресниц легла на бледные щеки.
Да, монахиня была совершенно права — граф был необыкновенно внимателен к ней во время ее болезни.
Они поменялись ролями: теперь уже граф сидел у ее постели, рассказывая обо всем, что происходит в мире, за пределами четырех стен ее спальни; теперь он играл с ней в шахматы и приносил разные книги.
Сначала Калиста была так слаба, что не могла даже разговаривать с ним. Однако юность брала свое, и силы девушки быстро восстанавливались. С каждым днем — можно даже сказать, с каждым приемом еды, которая была здесь необыкновенно вкусной и питательной, — она становилась все крепче; здоровье возвращалось к ней прямо на глазах.
Граф пока что не задавал ей никаких вопросов, не расспрашивал о том, что с ней случилось, но Калиста понимала, что рано или поздно им все равно придется поговорить об этом.
Ей следует как-то объяснить ему, почему она убежала от него, как оказалась на берегу Серпентина и как она могла совершить очередную глупость, улетев на воздушном шаре.
Одна только мысль о том, что она пережила тогда, приводила ее в содрогание.
Сначала у нее просто дух захватило, и с замирающим от восторга сердцем она смотрела, как шар поднимается в небо все выше и выше, земля уходит все дальше, уменьшается, и все люди, а вместе с ними и граф, превращаются в тающие на глазах крохотные фигурки.
Но по мере того как шар продолжал набирать высоту, Калиста вдруг остро ощутила, что одета она явно неподходяще для такого путешествия На ней было тоненькое муслиновое платье — и ничего такого, что могло хоть как-то защитить голову от гулявшего на высоте ветра.
Чарльз Грин, конечно же, бранил ее за отчаянную и неосторожную выходку.
— Как могли вы поступить так глупо, так нелепо, как вас только угораздило подняться с нами в воздух? — бушевал он.