— Со мной действительно еще не бывало такого, чтобы молодая женщина в буквальном смысле слова бросалась к моим ногам, — сухо произнес граф.
Девушка опять рассмеялась.
— Даже этот глупый старый грум, который вечно меня везде сопровождает по маминому настоянию, особенно когда я езжу в Лондон, и тот не мог поверить, что Кентавр сбросил меня или что меня вообще можно сбросить. — Она тихонько вздохнула. — Хотелось бы мне показать вам кое-что из того, что умеет делать Кентавр. Он действительно необыкновенный, просто сказочный конь, но если вы проявите к нему хоть какой-то интерес, мама может подумать, что на самом деле вы интересуетесь мной.
— Я вижу, между нами воздвигнуты непреодолимые преграды — гораздо выше тех, что ставят на барьерных скачках! — засмеялся граф.
— Я прошу вас отнестись к этому серьезно, — сказала девушка. — Еще когда я в первый раз говорила с вами, то поняла, что вы склонный обратить все это в шутку.
— Однако шутка эта зашла уже вроде бы слишком далеко.
— Вы увидите, что она зайдет еще дальше, если, однажды утром проснувшись, обнаружите, что вы женаты на мне!
— Признаюсь, это опасная угроза, — улыбнулся граф.
— Так будьте же осторожны! С этими словами Калиста поднялась со скамеечки, укрытой в кустах жимолости, и посмотрела вдаль, на озерную гладь.
Она была такая тоненькая, стройная, что, если бы не ее нежное личико и огромные глаза, она и в самом деле могла бы сойти за мальчишку в своем жокейском костюмчике.
— Представьте себе, — заговорила она очень тихим и мягким голосом, — как это было бы прекрасно — прийти сюда с тем, кого любишь! Смотреть на дымку, поднимающуюся над водой, и думать, что это нимфы, живущие там в глубоких зеленых водах, выходят по ночам, чтобы водить свои хороводы при лунном свете… Наслаждаться вдвоем волшебством этой теплой лунной ночи и знать, что тысячи и тысячи звезд, сверкающих в небе, — это чудесные светлячки, которые исполнят все ваши желания, а желать вы будете только одного — дать как можно больше счастья любимому человеку!
Голос девушки звучал сейчас удивительно ласково, певуче и мелодично — совсем не так, как раньше.
Граф тоже поднялся и стоял теперь, глядя на нее; затем он сказал очень тихо:
— Думаю, все мы пытаемся найти то, о чем вы говорили сейчас, мы ищем это всю жизнь, но оно вечно ускользает от нас.
Калиста обернулась к нему:
— В таком случае, любовь неуловима, неуловима, как вы!
— Не могу сказать, чтобы мне особенно льстило такое определение, — возразил граф.
— Могу себе представить! Особенно теперь, когда оно натолкнуло маму на мысль отнять у вас право пользоваться этой славой и дальше! Какая мука, должно быть, — терпеть приставания этих докучных, назойливых женщин!