— А Бестиан герцога Портланда победил на скачках в Сент-Джеймс Палас. Что случилось с вашими лошадьми?
— По правде говоря, — ответил граф, — я слишком беспокоился и был занят поисками одной исчезнувшей особы, а потому опоздал и не успел записать на эти бега ни Зевса, ни Перикла, как вначале собирался, — вот они и не участвовали.
— Так это моя вина! — воскликнула Калиста. — Я уже причинила вам столько неприятностей, что не понимаю, как вы вообще еще со мной разговариваете!
— Я нахожу, что вы прекрасная сиделка!
— Я очень рада, — тихо сказала девушка, — потому что я не знаю, что я могу для вас сделать, чтобы вы простили меня! Мне так стыдно, что я испортила вам жизнь! Право, мне очень жаль!
— Думаю, мои соперники были вне себя от радости, не увидев меня в Эскоте и узнав, что мои лошади не будут участвовать! — с улыбкой отозвался граф.
— Будь вы там, вы обязательно выиграли бы Золотой кубок, — жалобно проговорила Калиста. — На этих состязаниях присутствовала сама королева! В газетах описывают, как она была одета.
— Бога ради, избавьте меня от светских сплетен, — сказал граф. — Лучше уж я послушаю еще какие-нибудь из ваших историй об арабских и берберийских скакунах!
— Я их знаю бесчисленное множество, — ответила девушка. — Некоторые из тех, которые я уже вам рассказывала, скорее всего вымышленные, но я стараюсь собирать любую информацию, все, что только найду о лошадях; я занимаюсь этим с пятнадцати лет. Мне хотелось бы когда-нибудь показать вам альбом, куда я наклеиваю вырезки из старых газет и переписываю всякие интересные факты, которые попадаются мне в книгах, или записываю» рассказы грумов. — Она помолчала. — Но мне никогда не удастся показать вам все это, ведь я… если я не вернусь домой…
— Вы обязательно вернетесь домой, — твердо сказал граф. — Я отвезу вас обратно, и мне кажется, ваша мать будет так рада снова увидеть вас, что она даже не рассердится.
— Почему вы так уверены в этом?
— Ваша мать очень беспокоилась о вас, Калиста, и она сказала мне, что любит вас больше других дочерей, потому что вы больше всех похожи на своего отца.
Девушка широко раскрыла глаза.
— Если бы вы сказали мне это три года назад, я была бы счастлива. Тогда я любила маму всем сердцем и восхищалась ею, мне так хотелось, чтобы она тоже любила меня, но теперь…
— — Теперь? Что же изменилось? — спросил граф, так как она замолчала, недоговорив.
— Я никогда не смогу простить ей того, что она попыталась насильно связать нас друг с другом; того, что она опоила меня снотворным и так недостойно, так коварно и низко хотела завлечь вас в ловушку! — Она опять помолчала немного, потом робко спросила: