Сообщалось также, что художники самых новаторских направлений и поддерживающие их бунтарски настроенные студенты — и тех и других темпераментно и пылко осуждали все, кто причислял себя к традиционному искусству, — всегда собирались на Левом берегу.
Вада признавалась себе, что Латинский квартал ее восхищает и возбуждает любопытство.
Она уже знала, что он стал гостеприимным прибежищем для молодых провинциалов и иностранцев, приезжавших в Париж сочинять стихи, писать картины и пытаться преобразовать мир.
Но никогда в жизни, с волнением подумала Вада, она даже не могла предположить, что однажды ей представится случай туда пойти.
Девушка очень сомневалась, что Нэнси Спарлинг повела ее хотя бы побродить по Монмартру, и, переодеваясь, Вада думала, что ее спутница никогда бы не предложила ей поехать в «Солей Д'Ор».
«А что бы на это сказала мама?»— спросила себя Вада.
Она увидела свое отражение в удлиненном зеркале на дверце шкафа — себя, стройную и элегантную в прекрасном, из тончайшего кружева белье.
«Что бы ни сказала мама, — решила Вала, — это мой первый и последний, мой единственный шанс побывать в таком месте и встретиться с поэтами».
Она прекрасно понимала, что когда станет герцогиней, даже простое упоминание о Латинском квартале вызовет изумление окружающих и несомненно заслужит укоры и упреки со стороны ее будущего мужа, если он действительно окажется таким, как она его представляет.
Оглядываясь в прошлое, Вада вспомнила, как его мать, вдовствующая герцогиня, с неодобрением, осуждающе взирала на все слишком броское, безвкусное и вульгарное, когда они вместе отдыхали на курорте Лонг-Айленда.
Но если ее шокировала Америка, что уж тогда говорить о Латинском квартале Парижа и о его богеме, которую Вада очень надеялась увидеть? Потрясение английской родни может оказаться намного сильнее.
Она все еще не выбрала платье.
Ей безумно хотелось выглядеть самым лучшим образом и в то же время не произвести впечатление богатой американки среди людей, испытывавших трудности, — у многих из них едва хватало денег на еду, зато в своем творчестве они были свободны и щедры, выражая свой духовный мир.
Наконец она остановилась на платье, которое обычно надевала к чаю.
Из розового шелка, с широкой юбкой, у шеи оно было отделано муслиновой косынкой. На груди его украшал маленький букетик из бутонов роз.
Платье было довольно простеньким, Вада его уже надевала в течение года и только сейчас, когда, по мнению ее матери, она стала взрослой, ей разрешили появляться в более изысканных и модных нарядах.