Вада последовала за ним, чувствуя, что произошло что-то странное. Она никак не могла понять, почему экстаз, который они оба испытывали, исчез, будто отключился, как свет, и сразу, казалось, наступил сплошной мрак, и их окутал туман неуверенности.
Они спустились с верхнего этажа на улицу, и Пьер увидел вдалеке карету, запряженную только одной лошадью. Она тащилась так медленно, словно устала за день.
На, пронзительный свист юноши кучер оглянулся и остановил экипаж.
— Нам здорово повезло, — почти безразлично, как отметила про себя Вада, произнес Пьер.
Они шли рядом быстрым шагом, спеша к остановившемуся экипажу. На этот раз Пьер не взял Валу за руку, как делал раньше, а открыв дверцу, помог ей войти внутрь.
Он сказал кучеру, куда ехать, и лошадь тронулась, быстро застучав копытами по мощеной улице в сторону моста Нотр-Дам.
Вада сидела прямо, положив руки на колени. Она ясно представляла себе, как Пьер сейчас вжался в угол кареты, намеренно подальше от нее. Они уже проехали значительное расстояние, а он все молчал. Наконец Вада нарушила затянувшуюся паузу и спросила, едва не всхлипывая:
— Ты сердишься на меня?
— Нет, нисколько.
— Тогда почему ты везешь меня в гостиницу?
— Ты же не захотела остаться.
— Мне жаль, что так произошло.
— Ты действительно сожалеешь? Но прежде чем Вада смогла ответить, он сказал совершенно другим тоном:
— Нет! Я не справедлив. Ты права, ты абсолютно правильно сделала, что остановила меня.
— Глупо было с моей стороны… пугаться.
— Это было очень благоразумно! — возразил ей Пьер.
Возникла тишина. Затем Вада нерешительно спросила:
— Ты пригласишь меня снова куда-нибудь? После паузы, которая показалась ей слишком длинной, Пьер ответил:
— Завтра я уезжаю. Мне нужно съездить за город, взять для «Плюма» интервью у художника, о котором я пишу статью. Если ты еще будешь в Париже, когда я вернусь, с удовольствием навещу тебя.
Вада до боли сжала пальцы. Он, конечно, сердится на нее. Таким официальным тоном он не разговаривал с ней ни разу за весь вечер, а теперь еще и уезжает. Может быть, она его уже никогда не увидит.
— Пожалуйста… — Вада невольно потянулась к Пьеру. — Пожалуйста… я не понимаю… что я такое сделала, почему ты сердишься на меня?
Пьер смотрел прямо перед собой, не оборачиваясь. Она ждала ответа, глядя ему в лицо, ясно различимое при свете уличных фонарей. Пьер медленно повернул к ней голову.
Он увидел ее обеспокоенность, умоляющее личико, обнял и привлек к себе. Вада снова оказалась в раю: Пьер больше не гневается на нее. Она уткнулась лицом в его плечо и, все еще не понимая, что произошло, сказала: