— Я предпочел бы довериться вам.
Ему показалось — хоть он и не был уверен в этом, — что Ириза была рада этому.
Он вновь взглянул на подлинные гончарные изделия, оставшиеся на полке, и обнаружил рядом с ними плоский камень, каравшийся неуместным там.
Ириза проследила за его взглядом.
— Эго папин освященный камень.
Герцог посмотрел с недоумением.
— Путешествующему священнику, — объяснила она, — не всегда попадаются церкви там, где он останавливается, но куда бы он ни положил этот камень, любое место приобретет святость освященного храма.
— Я никогда прежде не слышал этого! — воскликнул герцог.
После завтрака возвратились стюарды с пустыми ящиками, которые несли местные носильщики.
Герцог не сказал ничего, но улыбнулся при мысли, что в чужой стране англичане, независимо от их социального положения, быстро привыкают к тому, что им с готовностью служат местные жители. В Англии этим стюардам и в голову не пришло бы, что кто-то должен нести ящики за них.
Пока они тщательно упаковывали каждый предмет, заворачивая в толстые слои газеты, Ириза вышла из гостиной, чтобы собрать свои вещи.
Гардероб у нее был небольшой, и все уместилось в два небольших кожаных чемодана, которым, судя по их виду, пришлось попутешествовать по многим пыльным дорогам.
Она вернулась в гостиную, чтобы собрать рукописи отца, и к этому времени все украшения были убраны, включая подделки, которые герцог велел упаковать отдельно.
Она сказала с некоторой беспомощностью в голосе:
— Что мне делать… с папиной… одеждой?
— Думаю, что вы должны оставить ее, — ответил герцог, — хотя я сильно сомневаюсь, что к приходу его преемника она будет еще здесь.
Она, соглашаясь, кивнула, и он сказал:
— Есть тут еще что-нибудь из ваших вещей? Мебель, наверное, предоставляется миссионеру вместе с домом.
— Нашим слугам заплатят за ее сохранность.
— Я дам им денег.
Она взглянула на него несколько смущенно, сказав:
— Папа всегда… сам заботился… обо всем этом. Я никогда… не вникала в эти дела. до сих пор.
— Тогда предоставьте все мне, — сказал герцог.
— Н-нет… пожалуйста… — начала Ириза, но он прервал ее:
— Мы можем поговорить о вашем финансовом положении потом, а теперь, мне кажется, вам пора уже уходить отсюда, чтобы больше не расстраиваться.
— Папа ненавидел людей, возражающих против… всего, — просто сказала Ириза.
Герцогу показалось, что на глаза ей навернулись слезы, когда она прощалась со слугами, которые, как он понял, помогали им с тех пор, как они прибыли в Луксор. Один из них, мужчина средних лет, видно, очень привязанный к Иризе, призывал богов благословить ее и, тут же вспомнив, что стал христианином, добавил: «И благословение Господа Бога и Его Святого Духа!»