…Спать-спать-спать, ночной город в покрывале огней, away with words, до слез пахнет осенью, майка с признанием «somebody distracts me» [77], у тоски обожженные края, живу за двоих, занавески – алые паруса, упущение в каждом окурке, зависимость настроения от устроения, и время злиться на себя из-за того, что я трачу время впустую. Страданиями нельзя оправдывать дни. Страдания пригодны исключительно для преодоления…
Я не хочу слышать правды-дамбы, мудрости-заумности. Ощущение в унисон строчке из «Завтрака у Тиффани»: «Мы безымянные бродяги, у нас никого нет, и друг другу мы никто». Это не всегда было так. Было время, когда я не мог спать по ночам от переполняющего меня беспричинного счастья. Часами лежал в радостной бессоннице, улыбаясь белому потолку. И не думайте, что я затрудняюсь вспомнить, когда это было. Слишком недавно случилось, чтобы умудриться забыть…
Не хватаюсь за соломинку. Научился смотреть в глаза реальности. Не путать пессимизм с реализмом – не одно и то же. Верю в неистребимость внутренней силы. Так было всегда. Я заболевал, болел, разрушался, но верил в приближение дня выписки. Так и случалось. Я падал, разбивал носы-губы-коленки, захлебывался кровью, но верил в скорейшее возрождение. Так и случалось. Веру невозможно отключить. Многие в пору уныния отказываются от нее. Но, даже отказываясь от веры, они верят, что вернуть веру возможно всегда…
Переключаю каналы, взбесившаяся изжога, воспоминания вторгаются в голову, и я понимаю, что одной моей любви хватило бы нам двоим с головою. Выхватываю эту мысль и моментально запечатываю признание на дне чувств. Невозможно догнать счастье на той гигантской черепахе, которая его покоит…
С гармоничными мыслями незаметно засыпаю. Кажется, я наконец-то возвращаюсь в себя после двухмесячной размолвки. Так необычно чувствовать себя птицей Феникс. Значит, завтра с утра я снова буду надувать шары, а потом размякать в гениальном live Катамадзе, дергать душевные ниточки, гордиться иррациональными поступками, сбывать жизни материальные желания, скороговорить с попутным ветром, читать на ночь Бэнкса, носить носки с собачьей вышивкой, заваривать черный пуэр с засахаренным имбирем и просто верить дальше…
…Сальса пузырьков в бутыле кулера, пустое утро за «Hersey dahul»[78], твой образ светлеет внутри, одиночество под расстегнутыми небесами, неизмеримый мир из неизмеримых человеческих судеб, переизбыток личного пространства, надежда на одну звезду, за чувствами нужен глаз да глаз, очевидность наперевес с грабельной дуростью, и прав Кундера, написавший, что «когда нам становится безразлично, каким нас видит тот, кого мы любим, это значит, мы его уже не любим».