До сих пор я на жизнь не сетовал:
Как приказ на работе – так премия.
Но… связался с гражданкою с этой вот,
Обманувшей меня без зазрения.
… Я женился с завидной поспешностью,
Как когда-то на бабушке – дедушка.
Оказалось со всей достоверностью,
Что она была вовсе не девушка.
Я был жалок, как нищий на паперти, —
Ведь она похвалялась невинностью!
В загсе я увидал в ее паспорте
Два замужества вместе с судимостью.
Я мужей ей простил – ох, наивный я,
А она меня – чарами-путами:
Мол, судимости все за невинные
Операции с овоще-фруктами.
И откуда набрался терпенья я,
Когда мать ее – подлая женщина —
Поселилась к нам без приглашения
И сказала: «Так было обещано!»
Они с мамой отдельно обедают,
Им, наверное, очень удобно тут,
И теперь эти женщины требуют
Разделить мою мебель и комнату.
… И надеюсь я на справедливое
И скорейшее ваше решение.
Я не вспыльчивый, и не трусливый я —
И созревший я для преступления!
‹1967›
Бывало, Пушкина читал всю ночь до зорь я —
Про дуб зеленый и про цепь златую там.
И вот сейчас я нахожусь у Лукоморья,
Командированный по пушкинским местам.
Мед и пиво предпочел зелью приворотному,
Хоть у Пушкина прочел: «Не попало в рот ему…»
Правда, пиво, как назло,
Горьковато стало,
Все ж не можно, чтоб текло
Прям куда попало!
Работал я на ГЭСах, ТЭЦах и каналах,
Я видел всякое, но тут я онемел:
Зеленый дуб, как есть, был весь в инициалах,
А Коля Волков здесь особо преуспел.
И в поэтических горячих моих жилах,
Разгоряченных после чайной донельзя,
Я начал бешено копаться в старожилах,
Но, видно, выпала мне горькая стезя.
Лежали банки на невидимой дорожке,
А изб на ножках – здесь не видели таких.
Попались две худые мартовские кошки,
Просил попеть, но результатов никаких.
‹1967›
Запретили все цари всем царевичам
Строго-настрого ходить по Гуревичам,
К Рабиновичам не сметь, то же – к Шифманам, —
Правда, Шифманы нужны лишь для рифмы нам.
В основном же речь идет за Гуревичей —
Царский род ну так и прет к ихней девичьей:
Там три дочки, три сестры, три красавицы —
За царевичей цари опасаются.
И Гуревичи всю жизнь озабочены —
Хоть живьем в гроба ложись из-за доченек!
Не устали бы про них песню петь бы мы,
Но назвали всех троих дочек ведьмами.
И сожгли всех трех – цари – их умеючи, —
И рыдали до зари все царевичи,
Не успел растаять дым от костров еще,
А царевичи пошли к Рабиновичам.
Там три дочки, три сестры, три красавицы —
И опять, опять цари опасаются.
Ну а Шифманы смекнули – и Жмеринку
Вмиг покинули, – махнули в Америку.
‹1967 или 1968›