— Хорошо. Только сначала ты должен потанцевать со мной. А потом уж мы поедем. Ты даже не пригласил меня потанцевать!
Я совсем забыл, что играл оркестр. Я обошел вокруг стола и подошел к ней:
— Могу я пригласить вас на танец, мисс Дракон, ой, то есть Сара?
Оркестр из пяти инструментов играл довольно хорошо. Он состоял из трех ударников, флейты и одной трубы. Они играли что-то очень ритмичное, соответствовавшее движению ног. Мне нравилось, как танцует Сара. Она тесно прижалась ко мне. Ее левая рука лежала на моем плече, и пальцы ласково теребили волосы на шее.
— Ты очень высокий, — прошептала она. — Нагнись немного.
— Осторожнее с ногтями! — предупредил я.
— Я буду осторожной. Ты боишься? — так же шепотом спросила она.
— Испуган до смерти. Никогда не знаешь, когда тебе вздумается поступить как Лиззи Борден.[3]
Она сняла руку с моего плеча и помахала перед моими глазами. Я заметил, что ее красные ногти были такими длинными, что начали даже загибаться.
— Зачем нужен топор?
— Заткнись! — пробурчал я и сосредоточился на танце.
Оркестрик исполнял «Лауру». В зале царил полумрак, певец, которого я до тех пор как-то не замечал, шептал слова песни. Было приятно.
Музыка смолкла. Сара, продолжала стоять, тесно прижимаясь ко мне и перебирая пальцами мелкие завитки на моей шее.
— О чем задумалась? — спросил я. — Музыка кончилась.
— Я просто расслабилась. Разве дело в музыке? Я сама буду напевать…
— Все. Бал окончен. Едем домой, девочка, — решительно сказал я.
Сара оставила меня у дверей, сказав:
— Одну минутку, Шелл, я зажгу свет.
Она не зажгла флюоресцентную лампу над головой, а пересекла комнату и включила светильник, прикрепленный к ее картине.
— Закрывай дверь и входи, — пригласила она.
Свет падал прямо на картину и, скользнув вниз, распространялся на распростертую под ней медвежью шкуру. Он мало проникал в углы комнаты и там сразу же поглощался черным ковром и диваном.
Я сел на одну из кремовых подушек на диване.
Сара опустилась на колени, а затем легла на спину на медвежьей шкуре у моих ног. Черное облегающее платье подчеркивало все изгибы ее маленького тела, ярко выделяясь на фоне белой шкуры.
Снова позирует, подумал я. Какая возбуждающая, ненатуральная, странная и непонятно прекрасная женщина. Она казалась мне бесконечно желанной.
Если бы не выпуклые формы ее тела, Сару можно было бы принять за ребенка. Или женщину из прошлого тысячелетия. Она словно не имела возраста и была вне времени, как грех, — он ведь тоже не имеет возраста и неподвластен времени.
Девушка повернулась на бок, оперлась на локоть и, призывно глядя на меня, ласково позвала.