Расчет оказался верным. Едва мы открыли огонь, фашисты подняли руки. Наши солдаты кинулись к ним, чтобы обезоружить.
— Генерала! Берите генерала! — крикнул я.
В тот самый момент, когда двое наших были буквально в трех шагах от фашистского генерала, он поднял пистолет к виску и выстрелил. По документам и показаниям пленных офицеров штаба, это был сам командир 19-й танковой дивизии генерал-лейтенант Шмидт.
Досаде моей не было границ. Потерять такого пленного!
Теперь мы наконец могли перекусить. Но от огорчения у меня совершенно пропал аппетит. Я сидел с консервной банкой в руке и рассеянно ковырял в ней вилкой. Подполковник Шур окликнул меня:
— Да вы ешьте, товарищ генерал! Я, конечно, понимаю — очень хотелось взять в плен такую фигуру. Но что уж так расстраиваться.
— «Расстраиваться». Вы представляете, сколько он мог сказать?
— Это так, — пытался утешить меня Шур. — Но и без того сам факт его гибели — наша большая победа.
Наш разговор прервал приезд командующего артиллерией дивизии полковника А. В. Клебановского. Он рассказал о том, как погиб майор И. М. Быков. Рядом с этой огромной и горькой потерей самоубийство генерала Шмидта показалось нам мелкой неудачей.
Клебановский, сам человек большого мужества, был расстроен гибелью своего командира артдивизиона страшнейшим образом. Он присел рядом с нами у поросшего рыжей травой погреба и, покачивая головой, несколько раз повторил:
— Какого человека потеряли!.. Какого человека потеряли!..
— Как это случилось, не знаете? — спросил я.
— Знаю, конечно, — грустно ответил Клебановский. — Погиб как жил. Геройски погиб.
Он поднял с земли небольшой камешек и положил его перед собой.
— Их дивизион поддерживал действия тридцать четвертого полка и стоял здесь. Это на самом краю Березовки, с северо-запада. За ночь фашисты кидались сюда три раза. И три раза получали по морде. Тут они, видно, поняли, что пехоте пройти не удастся, и запросили помощи. На рассвете, еще только чуть брезжить начало, полезли танки и самоходки. Пехота, естественно, у них за спиной. Быков не спешил. Сами знаете, выдержки у него на двоих хватало. Подпустил совсем близко — и начал расстреливать в упор. Дивизион стрелял без промаха. Подбили семь танков, пять самоходок, пять тягачей с орудиями, четыре бронемашины. Радист мне сообщил, что перед огневыми позициями дивизиона примерно четыреста фашистов осталось.
— Ну, а дальше? — спросил я.
— А потом так получилось Немецким автоматчикам все-таки удалось просочиться через боевые порядки тридцать четвертого полка. Связь у Быкова с боевыми позициями прервалась. В радиостанцию дивизиона прямым попаданием угодил фашистский снаряд. Словом, положение сложилось тяжелое. Быков же со своего наблюдательного пункта не уходил, потому что оттуда ему все было видно в любом направлении. Он мне раньше еще по телефону говорил, что противник у него как на ладони. А чтобы можно было управлять огнем, Быков приказал на руках выкатить орудия 1-й батареи к самому наблюдательному пункту. Так и вел стрельбу.