– Отлично. Вижу, что он продумал весь процесс в мельчайших деталях. Кажется, я начинаю с одобрением относиться к мистеру Россу. Скажи мне, как он выглядел?
– Выглядел?
– Да, – сказала Джинни. – Был ли у него такой же неухоженный вид, какой бывал, судя по твоим рассказам, всегда? Или он приобрел некоторый светский лоск?
– Выглядел он, безусловно, светским человеком. И хотя его действия были явно варварскими, держался он очень уверенно.
– Это особенно хорошо, – сказала Джинни. – Новости распространяются так быстро, что Сент-Лайон, возможно, узнает об этом еще по пути на север. Но для того чтобы все наверняка получилось так, как надо, я должна сейчас же написать ему письмо и обронить в нем как бы между прочим, что моя своевольная юная приятельница мисс Нэш попала в чрезвычайно трудное положение.
Человек проталкивался сквозь толпу, образовавшуюся вокруг мальчишки-газетчика, выкрикивавшего заголовки сообщений о последних успехах Наполеона, почти не замечая толпящихся людей. Ему нужно было сосредоточиться. За последние сутки ситуация в корне изменилась. К счастью, он давно научился приспосабливаться к изменениям.
Но... видит Бог, он не ожидал, что все это так сильно его затронет. Что ему будет так трудно. Даже сейчас эмоции грозили вновь захлестнуть его.
Он судорожно глотнул воздух, чувствуя, как его вновь охватывает старое искушение, и, быстро оглядевшись, заметил маленький дворик, где в этот поздний час было темно и безлюдно. Низко наклонив голову, он ступил в кромешную тьму и, прерывисто дыша, нащупал в кармане плаща футляр с тонким ножом, который всегда носил с собой. Потом, испытывая стыд и облегчение, снял с руки перчатку и широко раздвинул пальцы. Никаких видимых шрамов больше не будет. Как только все завершится и он займет принадлежащее ему по праву место в обществе, ему больше не потребуется совершать это омерзительное действие над собой.
Он вынул из малахитового футляра тонкое, очень острое лезвие и, глядя на его серебристый кончик, так удобно расположившийся в ладони, попытался устоять перед этим искушением.
Он прислонился к кирпичной стене, вновь переживая события нынешнего вечера, всколыхнувшие все противоречивые эмоции: гордость и отчаяние, гнев и... да, и любовь.
Тихо вскрикнув от отвращения к самому себе, он вонзил кончик ножа в нежную плоть между указательным и средним пальцами, аж зашипев от острой боли. Эта великолепная прочищающая мозг боль, словно кислота, стирала чувство вины, сомнения и ужас, не оставляя ничего, кроме чистой... боли.
Мало-помалу к нему вернулось спокойствие. Вернулось чувство юмора. Он вновь увидел окружающий мир в правильной перспективе. Его умственная деятельность, которая и всегда отличалась остротой, стала еще острее. Он почувствовал, что окружающий мир – не такое уж гиблое место. Он небрежно снова сунул нож в футляр, и мысли его обратились к событиям нынешнего вечера и различным проблемам, которые возникли в связи с ними. Он думал об этой девушке, он думал о проститутке и думал о человеке, известном под именем Дэнда Росса.