«Даркуотер, — сказал он, — не должен уйти из семьи». Он обязан купить его, даже если придется экономить несколько лет. Его жена возражала, она впервые увидела Даркуотер поздней осенью, и он привел ее в уныние и отчасти испугал.
Листья падали, и тучи висели низко. Внутри дом был запущен, как этого и можно было ожидать после того, как в течение восьмидесяти лет в нем жил одинокий педантичный холостяк. Дом вогнал Луизу в дрожь. А, возможно, это было просто потому, что в это время она ожидала Амелию и не очень хорошо переносила беременность.
Но Эдгар не собирался интересоваться мнением жены. Он был хозяином и сам принимал решения. Для него вопрос был решен в тот момент, когда он услышал о смерти двоюродного деда.
Поэтому как раз перед рождением Амелии семья переехала в Девон, и леди Арабелла последовала за ними. Она сказала, что в такое время матери необходимо быть около дочери. Ее невинные близорукие глаза не сказали больше ничего, но с самого начала было ясно, что она считала Даркуотер подходящей резиденцией для себя как наследницы благородной семьи. Она рассчитывала провести здесь остаток своей жизни.
Она не могла терпеть причуды Луизы но отношению к этому поместью. В любом случае, кровь Луизы стала более разбавленной из-за ее неудачника-отца, и трудно было ожидать, что она легко приспособится к новой обстановке.
Эдгар мгновенно вошел в роль лорда поместья, в конюшню были поставлены хорошие охотничьи лошади, в доме появилось множество слуг, его арендаторы с радостью приветствовали владельца, который был заинтересован в их благосостоянии, деревенская церковь — не менее, так как ей требовался ремонт и новый викарий, не такой старый и дряхлый, а скудной общественной жизни местности отчаянно требовался прилив свежей крови. Леди Арабелле в Даркуотере понравилась странная смесь очарования и запустения. Она обнаружила, что он соответствует ее темпераменту. Густой туман приводил ее в возбуждение, она обожала окаменевшие от ветра голые деревья, а если сквозняки были слишком сильными, она просто набрасывала еще одну шаль.
Она выбрала себе две большие комнаты на втором этаже и полностью присвоила их. С течением лет комнаты становились теснее, так как заполнялись ее приобретениями. В их числе была мраморная статуя ее матери, графини Дальстон, в натуральную величину в греческой одежде, которая торжественно стояла в углу. В сумерках, прежде чем служанки приносили лампы, она была ужасно похожа на еще одного человека в комнате. Сходство было особенно сильным, когда леди Арабелла небрежно набрасывала на нее одну из своих шалей, а также и садовую шляпу. Но это была ее личная привилегия. Ни слугам, ни детям такие вольности не позволялись.