— Мама, вы не поранили себя?
— Конечно, нет. — Луиза спокойно положила сломанную расческу. — Я только удивляюсь, почему вы сравниваете себя с Фанни. Обстоятельства у вас совершенно другие. Ваш отец и я, мы сделаем все возможное, чтобы вы могли встретить достаточно молодых людей, если не здесь, так в Лондоне.
— В Лондоне, мама!
— Мне пришло в голову, что ради вашего бала мы могли бы открыть там наш дом. Но это будет зависеть от вашего отца.
Амелия всплеснула своими пухлыми, маленькими, очень белыми руками. (Когда-нибудь, кто-нибудь скажет ей: «У вас очень маленькие руки, как белые лилии, смотрите, они только раскрываются». И затем он наклонит голову и поцелует ее ладонь.)
— Папа сделает для меня все, что угодно.
— Сделает ли? Вы знаете, я не разрешу ему испортить вас. И не будьте так уверены. Теперь у нас так много беспокойства с Джорджем, и прибытие этих несчастных детей — еще одна проблема.
— Фанни присмотрит за ними, — весело сказала Амелия. — А Джордж поможет ей. Он полюбит это. Он обожает Фанни!
Луиза нахмурилась.
— Не говорите так. Я не хочу поощрять эту глупую влюбленность Джорджа. Это не что другое, как проявление его болезни. Я хотела бы чтобы вы помнили, Амелия, что вы не единственный человек в мире, о счастье которого нужно беспокоиться.
— О, мама! Мне для счастья нужно так немного. Только бал в Лондоне и муж, которого бы я по-настоящему любила, и еще драгоценности, и карета, и…
Амелия прижала свое лицо к окну. Пустоши, одна темная складка за другой, тянулись до края земли. Небо было бесцветным, как речная вода. Вдалеке послышался птичий крик. Может быть, цапля на озере или сова. Или запертая птица в дымоходе, о которой всегда говорила бабушка.
Внезапно Амелия задрожала. Она ненавидела пустоши в сумерках, ненавидела мысль о мрачной серой тюрьме в десяти милях отсюда и ее мрачном окружении. Она не была бы настолько против, если бы заключенные были французами. Это было бы романтично. Она представила их ноющими «марсельезу» и готовыми умереть за свою страну. Но теперь холодные сырые камеры были заполнены отбросами с улиц Лондона и Ливерпуля, ворами, фальшивомонетчиками, убийцами… Иногда кто-нибудь убегал, и вся округа была в ужасе, собаки лаяли по ночам в тумане, так как беглецы всегда выбирали время густых туманов, когда поймать их было вдвойне трудно. Амелия представила себе, как она увидела бы в окне бородатое отчаянное лицо и разрывалась бы между ужасом и ужасным влечением. Если когда-нибудь случится, что беглец появится в ее окне, закричит ли она или спрячет его под своей кроватью и некоторое время будет держать это отчаянное существо в своей милости? Она не знала, почему такие мысли приходили ей в голову. Знала только, что они заставляли ее желать уехать отсюда. Она вышла бы замуж, имела бы шестерых детей и жила бы в Лондоне, где можно ездить в театры или на вечера ежедневно. И где всегда будут огни, и не будет ночного ветра в одиночестве.