Элизабет вспыхнула от такой беззастенчивой лести, и ее щеки действительно заалели.
– Вы очень добры.
На ней была черная амазонка, плотно облегавшая фигуру. Широкая юбка, рассчитанная на то, чтобы прикрыть перекинутую через луку седла ногу, позволяла полюбоваться стройными щиколотками, обутыми в кожаные полусапожки. Придержав жеребца, она поправила черный газовый шарф, который удерживал у нее на макушке надетую под кокетливым углом шляпку, по форме напоминающую мужской цилиндр.
– Боюсь, я произвожу удручающее впечатление на фоне этих алых оттенков.
– Чепуха, – снисходительно отмахнулся Саутертон. – Для чего, по-вашему, нужны все эти петушки, как не для того, чтобы оттенить такую прелестную курочку, как вы.
Хотя Элизабет не могла утверждать, что ей польстило сравнение с курицей, она весело рассмеялась, вдохновив лорда Саутертона на дальнейшее развитие своей мысли.
– В этом смысле мы мало чем отличаемся от пернатых, вы не находите? – спросил он. – Самцы распускают хвосты и надувают грудь, чтобы привлечь внимание самок. Думаю, именно этим руководствовались портные, изобретая фасоны охотничьих камзолов. Уверяю вас, лисицам нет никакого дела до наших плюмажей и прочих деталей туалета.
– Я вижу, вы серьезно размышляли на эту тему, – заметила Элизабет с улыбкой, покосившись на Нортхэма. Он мол чал, но было видно, что эта ситуация его искренне забавляет.
– Разумеется. – Саутертон проследил за ее взглядом. – Только не говорите, что Норт не отметил, как прелестно вы выглядите.
– Он был слишком занят – он восхищался моим Бекетом. – Услышав свое имя, жеребец переступил ногами – Его светлость изволил заметить, что это великолепное животное.
Саутертон закатил глаза, не обращая внимания на грозные взгляды, которые метал в него Норт.
– Мне следовало бы догадаться! Мало того, что он обладатель самой замечательной пары гнедых, какую мне приходилось видеть, он к тому же не пропускает ни одного аукциона в Таттерсоле. Но даже страсть к лошадям не может служить оправданием…
Тяжелый вздох Нортхэма заставил его замолчать.
– Пожалуй, мне следует извиниться, – кисло пробурчал Норт – Вас удовлетворит признание, что я искренне раскаиваюсь?
Элизабет, подавшись вперед, положила затянутую в перчатку руку на его алый рукав и слегка потрепала – примерно так, как она делала это, успокаивая своего жеребца. Этот неосознанный жест не остался незамеченным. Саутертон расхохотался, а уши графа покраснели.
Когда до Элизабет дошло, что она делает, щеки ее залились румянцем, и она поспешно отдернула руку. Слишком смущенная, чтобы найти подходящие к случаю слова, она украдкой стеганула Бекета и не стала сдерживать его, когда он рванулся вперед.