Следователь резко повернулся.
— Введите свидетелей с вокзала.
Через одну-две минуты дверь отворилась и вошел мужчина, в котором я сразу узнал служащего Мерлинвильской станции.
— Вы дежурили в ночь на седьмое июня?
— Да месье.
— Вы присутствовали при прибытии поезда в 11.40?
— Да, месье.
— Посмотрите на арестованного. Признаете ли вы в нем одного из пассажиров, сошедших с этого поезда?
— Да, месье следователь.
— Вы не ошибаетесь?
— Нет, месье. Я хорошо знаю месье Жака Рено.
— Вы не могли спутать дату?
— Нет, месье, потому что как раз на следующее утро, восьмого июня, мы услыхали об убийстве.
Ввели еще одного железнодорожного служащего, который подтвердил показания предыдущего. Следователь взглянул на Жака Рено.
— Эти люди моментально вас опознали. Что вы можете сказать?
— Ничего.
Оте переглянулся со стенографистом, когда тот записал ответ.
— Рено, — продолжал следователь, — узнаете ли вы это?
Он взял какой-то предмет со стола и протянул его арестованному.
Я с содроганием узнал нож из авиационного металла.
— Простите! — воскликнул мэтр Гросье. — Я должен переговорить со своим клиентом, прежде чем он ответит на этот вопрос.
Но Жак Рено совершенно не считался с чувствами несчастного Гросье. Он отстранил его и спокойно ответил:
— Конечно, узнаю. Это сувенир, который я подарил матери.
— А есть ли дубликат у этого ножа?
Мэтр Гросье снова попробовал вмешаться, но Жак перебил его.
— Насколько я знаю, нет. Я сам изготовил его. Даже следователь открыл рот от изумления, услышав такой смелый ответ. Казалось, что Жак торопится навстречу своей судьбе. Я понимал, конечно, как важно было для него скрыть ради Беллы то, что есть еще один нож, дубликат первого. До тех пор, пока речь шла об одном ноже, подозрение вряд ли могло пасть на Беллу, у которой находился второй нож. Жак благородно скрывал девушку, которую когда-то любил, но какой ценой! Мне стало ясно, сколь тяжелую задачу я возложил на Пуаро. Не так-то легко будет добиться помилования Жака Рено, не сказав всей правды. Оте снова заговорил:
— Мадам Рено сказала нам, что в ночь преступления нож лежал на ее туалетном столике. Но мадам Рено — мать. Безусловно, вы будете поражены, Рено, но я считаю весьма вероятным, что ваша мать ошиблась, и что вы, возможно, по неосторожности, взяли его с собой в Париж. Без сомнения, вы мне будете возражать.
Я увидел, как напряглись руки юноши, скованные наручниками. Пот выступил у него на лбу, когда с большим усилием он прервал Оте хриплым голосом:
— Я не буду вам противоречить. Это возможно. Момент был ошеломляющим. Мэтр Гросье вскочил протестуя: