Позже щебечущие дамы увели новобрачную из зала. Он заключил, что они направились в гардеробную. Хью спокойно поглядывал на элегантных подружек невесты, заглядывавших на дно не одному кубку, и пришел к выводу, что на их поведении сказывается немалое количество выпитого ими. Последний час они беспрестанно хихикали; казалось, все вызывает у них веселье. Хью понял, что одна из них, рыжеволосая и тощая, с длинной шеей дама, – это вторая жена Суинфорда. Она была ненамного старше новобрачной. Другие тоже приходились родственницами Суинфорду.
К этому времени большинство гостей покинули стол и присоединились к танцующим, цепочкой двигавшимся по залу. Музыканты старались изо всех сил – от визгливых, оглушительных звуков у Хью разболелась голова. А может, причиною тому было вино?
Хью слишком много выпил огненного бургундского, стараясь избавиться от непрошеных мыслей. Он подошел к краю возвышения, на котором стоял стол, и смотрел вниз на танцующих, разговаривая с Томасом Суинфордом и отцом, а еще больше слушая их и других людей, имена которых он, едва узнав, тут же забывал.
Тот, кого Суинфорд называл Пьером, был высок, имел неприятное, со впалыми щеками лицо, покрытое глубокими оспинами, которое к тому же кривил в отвратительной гримасе. В одном ухе у него висела золотая серьга; его башмаки из тонкой разноцветной кордовской кожи сверху были украшены маленькими колокольчиками.
Суинфорд, глаза которого горели как угли, цеплялся за плечо этого человека, чтобы не упасть.
Другой был неимоверный толстяк средних лет, следующий – молодой человек в щегольском берете пурпурного цвета. Кто-то сообщил Хью, что он будто бы приходится племянником архиепископу Арунделу. И в самом деле, говорил молодой человек как богач, то есть главным образом похвалялся.
– Когда я последний раз был в Кале, то приобрел там полдюжины гончих, какие работают по крупному зверю, чтобы охотиться на оленей.
– А я люблю ходить на зайцев и цапель, – откликнулся толстяк. – Предпочитаю соколиную охоту, но сейчас для птиц не сезон, – вздохнул он с сожалением.
Хью понял, что имеется в виду время с мая по август, когда у соколов линька и они не могут летать. Хью всегда считал, что соколы не оправдывают хлопот. Конечно, они мало едят, и у них не бывает блох, но в то же время от них нельзя ждать любви и преданности гончих. Но сейчас он промолчал, не стал высказывать своего мнения. Да толстяк не дал бы и слова вставить. Он завладел разговором и теперь выкладывал слушателям свой запас охотничьих историй. Он громогласно рассказывал очередную из них, когда Хью посмотрел через плечо и увидел четырех смеющихся подружек невесты, ведущих Санчу обратно к столу.