Он понимал, что пора покинуть насиженное местечко в ветвях дерева. На самом-то деле Эван не шпионил, просто, не имея иного занятия, он наблюдал за веселящейся компанией, хотя его мама не одобрила бы такое времяпрепровождение сына. Выходя из дому сегодня утром, он сообщил ей, что идет на рыбалку. У него хватило ума прихватить с собой для прикрытия удочку. В любом случае он нашел бы способ убедить мать, что идет заниматься полезным делом, а сам бы пришел сюда.
Он узнал, что герцогиня задумала устроить пикник для развлечения гостей. Информация дошла до него через множество людей. Герцогиня сказала о своем намерении секретарю, тот обмолвился с главным дворецким, последний сообщил шеф-повару, тотчас ставшему отдавать соответствующие распоряжения поварятам, которым ничего не оставалось, как приниматься за дело. А Эван узнал о готовящемся событии от одного из мальчишек, скребущих полы на кухне. Тот паренек, едва ему удавалось вырваться из господского дома, начинал рассказывать обо всех событиях, происходящих там. «Рехнулись», – высказался Джонни Браун, узнавший о пикнике.
– Только совсем уж чокнутые, – говорил, закатывая глаза, Джонни Браун, – могут находить удовольствие в том, чтобы, сидя на колючей траве, пировать вместе с муравьями и кроликами. У них у всех просто мозги набекрень, не как у нас, нормальных людей. В доме три огромные столовые и комната для завтрака на целый гарнизон, а герцогиня решила вытащить гостей к озеру, чтобы там кушать. Я понимаю, если бы они поехали туда рыбу ловить себе на ужин. Нет, может, кто и станет рыбачить, но не для того, чтобы пойманную рыбу потом съесть, а так – для удовольствия. – Джонни покачал головой, наглядно демонстрируя свое недоумение, и, сплюнув, повторил: – Рехнулись они там все, вот что я скажу.
Эван в своем мнении по данному вопросу определился еще не вполне, а поэтому предпочел промолчать и не противоречить Джонни. Он ничего не имел против пикников и весьма снисходительно относился к материнскому пристрастию к ним. Хотя рыбу на ужин они ловили себе сами и потом с удовольствием готовили ее, заворачивая некрупную форель в листья лопуха и пропекая на камнях, сильно разогретых в маленьком костерке. Нежный, с дымком аромат щекотал ноздри – в доме такого запаха не почуешь, и еще что-то радостное содержалось в том, что они ели на свежем воздухе, по крайней мере, у матери всегда поднималось настроение. И ни Эван, ни его мать, ни разу не заметили, что трава колкая.
Возможно, герцогиня не так уж сильно отличалась от его матери. Возможно, и у нее прояснялось на душе оттого, что сидит она на зеленой траве, под синим куполом неба. Вспоминая, как блаженно улыбалась на природе мать, Эван не мог осуждать герцогиню за то, что и она извлекает из пира на траве то же ни с чем не сравнимое удовольствие.