— Как вы сумели догадаться? — восхитился Фогг. — Да, именно ее я вижу… Забавная штука — любовь. В ней жила любовь. Не знаю, была ли она красивой… Она была не первой молодости, выглядела утомленной — круги под глазами. Но она была средоточием его драмы. Она была в центре внимания. И тем не менее половину времени она отсутствовала. Была где-то в другом мире, далеко-далеко, хоть и сидела в зале суда, молчаливая, внимательная, с легкой вежливой улыбкой на губах. Она вся была в полутонах — свет и тень вместе. И при этом производила впечатление более живой, чем другая — эта девица с ее идеальной фигурой, с безупречным лицом и присущей юности дерзостью. Я восхищался Эльзой Грир — она была неглупой, умела постоять за себя, не боялась своих мучителей и ни разу не дрогнула! А Кэролайн Крейл я не восхищался, потому что она не умела бороться, потому что ушла в себя, в свой мир полутонов. Она не потерпела поражения, потому что ни разу не попыталась вступить в сражение. Я уверен только в одном, — помолчав, продолжал он. — Она любила человека, которого убила. Любила так, что умерла вместе с ним…
Мистер Фогг снова умолк и протер стекла своих очков.
— Боже мой, — вздохнул он; — какие, однако, странные вещи я говорю. В ту пору я был совсем молод и полон честолюбивых устремлений. Подобные события запоминаются. Я считаю, что Кэролайн Крейл была женщиной необыкновенной. Я ее никогда не забуду. Нет, я ее не забуду никогда…
Глава III
Молодой юрисконсульт
Джордж Мейхью был осторожен и немногословен. Дело он разумеется, помнит, но не совсем отчетливо. Им занимался его отец, ему самому в ту пору было всего девятнадцать.
Да, процесс этот произвел большое впечатление. Крейл ведь был известным художником. Картины у него превосходные. Две из них и сейчас висят в Тейтовской галерее. Хотя, разумеется, это ничего не значит.
Пусть мсье Пуаро его извинит, но он не совсем понимает, что именно интересует мсье Пуаро. А, дочь! В самом деле? В Канаде? А он всегда считал, что в Новой Зеландии.
Джордж Мейхью чуть-чуть расслабился. Помягчел.
Да, для девушки это оказалось потрясением. Он ей глубоко сочувствует. Наверное, было бы куда лучше, если бы она так и не узнала всей правды. Но что толку теперь об этом говорить!
Она хочет знать? Что именно? Ведь об этом процессе много писали. Ему же лично почти ничего не известно.
Нет, он считает, что в вине миссис Крейл сомневаться не приходится. Хотя ее отчасти можно понять. Эти художники — с ними всегда нелегко. А у Крейла, насколько он помнит, вечно были романы то с одной, то с другой.