Конечно, Кэролайн, наверное, уже сообразила, что подозрения падут на нее. Да, этим, скорей всего, и объясняется ее поведение.
Филип не сомневался, что это совершила она.
Гувернантка оказала нам всем большую помощь и поддержку. Она заставила Эльзу лечь, дала ей успокоительное, а когда явилась полиция, держала Анджелу подальше. Да, эта женщина была цитаделью силы.
Все происходящее стало кошмаром. Полиция производила в доме обыски, вела допросы, затем, как мухи, налетели репортеры, щелкали своими камерами, требовали интервью у членов семьи.
Словом, кошмар…
Это оставалось кошмаром и годы спустя. Ради бога, если вам удастся убедить маленькую Карлу, что произошло на самом деле, быть может, мы сумеем забыть об этом навсегда.
Эмиас покончил с собой, как ни трудно в это поверить.
Конец рассказа Мередита Блейка.
Я излагаю здесь всю историю моих отношений с Эмиасом Крейлом, начиная с нашего знакомства и до дня его трагической гибели.
Впервые я увидела его на приеме у одного художника. Он стоял, помнится, у окна, и я заметила его, как только вошла в комнату. Я спросила, кто это. Мне ответили: «Крейл, художник». И я сказала, что хотела бы с ним познакомиться.
В тот раз нам удалось поговорить, наверное, минут десять. Когда человек производит такое впечатление, какое Эмиас Крейл произвел на меня, попытка описать его бесполезна. Если я скажу, что, когда увидела Эмиаса Крейла, все остальные показались мне ничтожными и неприметными, это, пожалуй, будет точнее всего.
Сразу после нашего знакомства я отправилась смотреть его картины. У него была в ту пору выставка на Бонд-стрит, одна из его картин была выставлена в Манчестере, еще одна — в Лидсе и две в публичных галереях в Лондоне. Я посмотрела их все. Затем мы снова с ним встретились.
— Я видела все ваши картины, — сказала я. — Они изумительны.
Ему это понравилось.
— А кто вам сказал, что вы имеете право судить о живописи? Вряд ли вы в этом разбираетесь.
— Может, и нет, — согласилась я. — Но картины все равно чудесные.
— Не болтайте чепухи, — усмехнулся он.
— Не буду, — ответила я. — Я хочу, чтобы вы меня написали.
— Если бы вы хоть немного соображали, то поняли бы, что я не пишу портретов хорошеньких женщин.
— Это не обязательно должен быть портрет, и я не просто хорошенькая женщина.
Он взглянул на меня так, будто впервые меня увидел.
— Может, вы и правы, — сказал он.
— Значит, вы согласны? — спросила я.
Чуть склонив голову набок, он не спускал с меня внимательного взгляда.
— Вы необычное существо, верно? — спросил он.
— Я, знаете ли, довольно богата. И могу как следует оплатить вашу работу, — сказала я.