- Один?
- Почему один? Ты пойдешь со мной.
- Я? Как я?
- Так сказал Чхартишвили.
- Он сам назвал меня?
- Нет, тебя назвал я. Он разрешил.
- А... Почему именно я, уважаемый Али?
- Ты нравишься мне... Хочу научить тебя своему ремеслу... К двенадцати часам будь готов... До свидания!
- Спасибо, уважаемый Али!
Али Хорава выбил трубку, медленно спустился по бетонным ступенькам, зашагал вдоль берега.
Мы плывем по светлой полосе, проложенной лучом прожектора на море. Я сижу на корме, у мотора, Али Хорава - на носу, спиной ко мне. Море чуть колышется, и брызги воды приятно освежают мне лицо. Рыба играет в свете прожектора. Иногда она подпрыгивает высоко, мелькает в воздухе серебристое ее тело и тотчас же со шлепком падает в воду.
По знаку Али Хорава я выключил мотор. Лодка по инерции проплыла несколько метров, потом остановилась и мерно заколыхалась. Луч прожектора переместился куда-то вглубь. Али Хорава развернул сверток, разложил на дне лодки жареную ставриду, мчади, бутылку водки.
- Подкрепимся, - предложил он.
- Может, после, уважаемый Али? Половим пока... - сказал я.
- Ловить еще рано, - ответил он, - рыба, пойдет к рассвету...
Он наполнил водкой крохотный рог, молча выпил, потом налил мне, затем закусил хвостом ставриды.
Я выпил так же молча и тоже закусил ставридой, - Значит, уходишь из армии? - спросил он.
- У хожу t уважаемый Али!
- Рад, говоришь?
- Рад, конечно... Но, с другой стороны, жаль расставаться...
- С кем это тебе расставаться жаль?
- Да так... Вообще... Привык я здесь ко всему. Трудно будет забыть...
- Что забыть?
Как вам ответить, Али Хорава?.. Разве сможет Автандил Джакели забыть бессонные ночи и веселые дни, проведенные здесь за эти два года? Сможет ли забыть Щербину, Пархоменко, Чхартишвили? Или ту красивую девушку учительскую жену Мевнунэ? Или дом на чужой стороне, сгоревший в ту страшную ночь? Или его самого - доброго мудрого старика Али Хорава? Или... Феридэ?.. Как вам объяснить все это, уважаемый Али? Да и зачем вам знать об этом?..
- Вообще - все... Два года не так просто забыть, - повторил я.
Али Хорава выпил еще и снова налил мне. Я быстро проглотил водку - мне почему-то захотелось напиться...
- А сколько тебе лет, сынок? - спросил он неожиданно.
- Скоро двадцать.
- Двадцать лет - это немало! - сказал он и стал набивать трубку. - Но ты мне не ответил: с чем тебе жаль расстаться?
Али Хорава поднял голову и пристально взглянул на меня. Освещенное луной его худое, испещренное глубокими бороздами лицо напоминало каменное изваяние.
В глазах старика угадывалась какая-то невысказанная мысль.