- Да, но если каждый станет так думать, кто же будет защищать границу? - спросил я, стараясь придать вопросу максимальную идейную нагрузку.
- Я не о том, товарищ лейтенант! Границу обязан защищать каждый, и мы делаем это честно!.. Просто скука здесь, никаких происшествий...
- Разве это плохо?
- Не знаю, может, и хорошо... А по мне, было бы лучше, если...
- Что "если"?
- Если бы попался нарушите ль... Я бы его!.. "Куда ты, собака, лезешь? Ты что, подлюга, думаешь? Что тебе, Советский Союз - забегаловка какая-нибудь? Врешь, сшшья!
Тут стою я, Петро Щербина! Я тебе покажу, гад! Раз, два!
Газ, два! Получай!.." Вот это я понимаю, товарищ лейтенант... А то вернешься домой - о чем расскажешь? О каких таких геройских делах? Только и память о границе - мозоль от бинокля на носу... Вот вы, писатель, возвратитесь в город - о чем писать станете?
- Как это о чем! О том, что служит на границе хороший парень Щербина, сильный, здоровый, честный, засмеется - горы дрожат, скалы крошатся, реки из берегов выходят, разозлится - море отступает, солнце за тучами скрывается, топнет ногой - земля проваливается... Напишу, что ни один враг, глядя на Щербину, не осмелится нарушить границу и потому поймать шпиона стало мечтой Щербины... Что, плохо?
Щербина улыбнулся:
- Ну, это скорее про Пархоменко...
- Напишу и про Пархоменко.
- А может, они действительно его боятся?
- А ты как думал?
Щербина недоверчиво взглянул на меня, потом махнул рукой и продолжал свое дело.
- Джакели, а ты о чем думаешь? - спросил теперь я Джакели, который пристально вглядывался в даль и чтото записывал в журнал дежурства.
- Я думаю, зачем этот болван прячется, ведь знает, что я его вижу?
- Ты про кого?
- Про того глупого аскера. Во-о-он там, видите? - он показал головой и захлопнул журнал.
Пархоменко, как всегда, внизу. О чем думает он? Да и Джакели, разве он сказал правду? А ведь каждый из них думает о чем-то своем, сокровенном. Сидят целыми днями на вышке с биноклем в руках, смотрят, смотрят, смотрят туда, на ту сторону. Каждая собака, каждая курица, каждое дерево им напоминает родной край, родной дом... Потому они и грустят. Я понимаю Щербину. Прошел всего месяц, как я здесь, а тоска однообразной пограничной жизни уже вкрадывается в душу.
Да, трудно писать о границе, потому что легче вырыть десять артезианских колодцев, чем докопаться до души этих молодых, в общем-то милых ребят...
В углу площадки загорелась зеленая лампочка. Джакели снял телефонную трубку.
- Товарищ лейтенант, вас просит майор! - Слушаю, товарищ майор!