– Как он ушел? – спросил Хемингуэй. Мы посмотрели на открытое окно. Оно располагалось на высоте четырех метров, пожарная лестница отсутствовала.
– Просто ушел, – объяснила Леопольдина. – Мы его видели.
– Кто этот человек? – спросил писатель.
Пожилая проститутка указала на молодую:
– Мария расскажет вам.
– Расскажи, что здесь произошло, малышка, – попросил Хемингуэй, взяв Марию за локоть и мягко отворачивая от трупа и крови.
Грудь молодой женщины содрогалась от рыданий, но секунды спустя, после того, как Хемингуэй погладил ее по спине сквозь куртку, словно лаская одну из своих кошек, она наконец смогла заговорить.
– Этот сеньор… тот, который умер… он вел себя очень тихо. Он пришел ко мне в комнату с чемоданчиком, который вы видите здесь…
Чемодан стоял на полу, его содержимое было разбросано по комнате. Бумаги и записные книжки валялись на полу и кровати, некоторые из них пропитались кровью. Я наклонился и увидел под кроватью иглу от шприца и девятимиллиметровый „люгер“, явно выпавшие из чемодана. Я ни к чему не прикоснулся.
– Он открывал чемодан у тебя на глазах, Мария? – спросил Хемингуэй.
– Нет, нет, нет, – отозвалась девушка, качая головой. Ее роскошные волосы скользнули по щекам. – Он поставил чемодан на стол. Он… не хотел… сразу заниматься любовью. Он хотел поговорить. Поговорить со мной. Он снял рубашку…
Синий джемпер и белая рубашка аккуратно висели на спинке кресла. Темно-серые брюки лежали на его сиденье.
– А потом? – допытывался писатель. – О чем он хотел поговорить?
– Он пожаловался на одиночество, – ответила девушка, глубоко и медленно втягивая воздух. Она не смотрела на труп. – Сказал, что его родной дом очень далеко…
– Он говорил по-испански?
– Да, сеньор Папа. Но очень плохо. Я немного знаю английский, но он непременно хотел говорить со мной на плохом испанском.
– Но он говорил и по-английски?
– Да, сеньор Папа. Он договаривался с Леопольдиной по-английски.
– Он сказал, как его зовут?
Мария покачала головой.
Хемингуэй наклонился, вынул из брюк мертвеца бумажник, паспорт и карточку и подал их мне. Паспорт был американский, на имя Мартина Кохлера. Карточка представляла собой удостоверение члена-профсоюза моряков, выписанное на ту же фамилию.
– Сказал ли он тебе, где его родина? – спросил писатель.
Мария вновь покачала головой.
– Нет, сеньор. Он только пожаловался, как одиноко ему было на большом корабле и как долго он не увидится с семьей.
– Сколько именно?
Девушка пожала плечами:
– Я слушала невнимательно. Он говорил что-то о нескольких месяцах.
– На каком корабле он плавал?