Гувер откинулся на спинку кресла и закрыл толстую папку.
– Специальный агент Лукас, у меня для вас задание на Кубе. Вы вылетаете туда завтра утром.
– Да, сэр, – отозвался я. Куба? Что стряслось на Кубе?
Я знал, что ФБР держит там своих людей, как и повсюду в Западном полушарии, но вряд ли их больше двадцати человек.
Я вспомнил, что резидентом Бюро на острове был Реймонд Ледди, атташе гаванского посольства. Но больше об операциях ФБР на Кубе я ничего не знал и сомневался, что Абвер ведет там сколько-нибудь активную деятельность.
– Знаете ли вы писателя по имени Эрнест Хемингуэй? – спросил Гувер, облокотившись о кресло правой рукой. Он так крепко стиснул челюсти, что мне почудился скрип зубов.
– Только по статьям в газетах, – ответил я. – Если не ошибаюсь, он – прославленный охотник-любитель. Делает большие деньги. Водит дружбу с Марлен Дитрих. Его книги экранизируются. По-моему, он живет в Ки-Уэст.
– Жил раньше, – поправил меня Гувер. – Несколько лет назад он перебрался на Кубу и годами находится там безвыездно. Сейчас он со своей третьей женой живет неподалеку от Гаваны.
Я ждал.
Гувер вздохнул, протянул руку, коснулся Библии, лежавшей на его столе, и опять вздохнул.
– Хемингуэй – лжец и выдумщик, специальный агент Лукас. Лжец, хвастун и, возможно, коммунист.
– В каком смысле – лжец? – спросил я, гадая, почему это так волнует Бюро.
Гувер вновь улыбнулся. Уголки его губ чуть раздвинулись, на мгновение показав мелкие белые зубы.
– Минуту спустя вы увидите его досье, – сказал он. – Впрочем, могу привести один пример. Во время войны Хемингуэй водил в Италии санитарный фургон. Рядом с ним взорвалась мина, и его доставили в госпиталь со шрапнельными ранами. Год спустя Хемингуэй заявил репортерам, что его вдобавок настигла очередь, выпущенная из крупнокалиберного пулемета – одна из пуль задела коленную чашечку, – и после этого он протащил раненого итальянского солдата сто пятьдесят шагов до командного поста и только там потерял сознание.
Мне оставалось лишь кивнуть. Если Хемингуэй и впрямь сказал такое, значит, он действительно лжец. Ранение в колено – самое болезненное из всех, какие только можно себе представить. Если в коленную чашечку Хемингуэя угодила шрапнель и он смог пройти несколько шагов, не говоря ужо том, чтобы тащить раненого, то он – чертовски крепкий сукин сын. Однако пулеметные пули – это массивные стремительные дьяволы, назначение которых – разрывать кости и мышцы и убивать дух. Если писатель утверждал, будто бы ему в колено и ногу попала очередь и он еще нес кого-то сто пятьдесят шагов, то он, несомненно, лжец. Но что из того?