Шел четвертый час ночи и, судя по покрасневшим глазам, капитану безумно хотелось спать. В "предбаннике", где менты обычно собирали всякую шушеру, народу было – яблоку негде упасть. И капитану приходилось с каждым беседовать, составлять разные бумаги и терпеть запахи перегара, так как среди товарищей по несчастью я почему-то не заметил ни одного трезвого.
– Так точно! – бодро отрапортовал я, глядя на него с подкупающей честностью.
– Хочешь сказать, что ни в чем не виновен? – скептически поинтересовался капитан, явно подталкивая меня на хорошо известную тропу, протоптанную сотнями нарушителей общественного порядка.
– Никак нет. Виноват. Но исправлюсь.
– Интересно… – Мент несколько оживился. – И в чем же твоя вина?
– Маленько перебрал, товарищ капитан. Готов понести любое наказание.
– Так ты еще и патриот… – Узкие монгольские глаза моего визави превратились в щелочки, откуда на меня неожиданно посмотрели два черных ствола. – Фамилия, год и место рождения, адрес?.. – резко спросил он, потянув к себе лист бумаги – размноженную на плохом ксероксе (судя по пятнам краски) форму протокола допроса.
Я мысленно погладил себя по голове – сработало! Нестандартное поведение задержанного всегда вызывает подозрение, и опытный волчара в милицейской форме конечно же никак не мог оставить без внимания мою показушную искренность.
План созрел, когда нас запихнули в "воронок". Присмиревшая компашка тупо молчала и почесывала побитые места, лишь неумный Скок – единственный из всех, кому надели "браслеты" – продолжал выступать, клеймя позором нашу гнилую демократию. Я тоже сидел тихо и варил в своем котелке внезапно появившуюся идею – сварганить себе отменное алиби.
Все складывалось очень удачно. Даже чересчур удачно, что меня несколько смущало. Я думал о том, что мои собутыльники вряд ли могут точно сказать в котором часу я появился на хазе Скока. И если теперь их спросить у кого возникла идея обнажиться и кто первым снял свои шмотки, сомневаюсь, что они это вспомнят. А значит у меня есть возможность, в случае чего, прикинуться туповатым лохом, который сном-духом не ведает о некоем новом русском, угрохавшим свою половина из-за примитивной ревности.
Не был там, не знаю, ничего не видел и вообще – зацвела сирень в моем садочке…
– Чернов Геннадий Александрович… – выпалил я скороговоркой свои установочные данные и адрес квартиры, которую снимал у одинокой старушки.
– Где и кем работаешь? – продолжал свою милицейскую волынку капитан.
– Экспедитором отдела снабжения завода "Алмаз". Не привлекался, – опередил я капитана, уже готового задать новый вопрос.