Но пока всё спокойно. И ветер опять затих. Даже комары угомонились. Тихо, тепло. И сильно пахнут листья и травы. Так же, как в то лето, год назад.
Генке вспомнился июльский вечер…
2
Травы пахли соками, росой и медом. Солнце ушло за березняк на том конце луга. Генка нехотя поднялся с пенька, сунул за пояс книжку, взял с земли кнут. Он устал сегодня, бегая за коровами, и лишь под вечер, когда стадо притомилось, посидел немного с книжкой. А теперь вот пора гнать коров в деревню.
Пасти стадо — непривычное занятие для городского мальчишки. Рогатая скотина не очень-то его слушается. Ну какой пастух из паренька, которому недавно лишь двенадцать стукнуло? Только Генка не жалуется. Быть пастухом лучше, чем батрачить за одни харчи у свихнувшегося от жадности «хозяина» Петра Макарыча Малопудова.
К Малопудову Генку устроил дядя Федор, знакомый отца. Когда отец помер, мамка работать пошла, а дядя Федор её уговаривал:
— Отдай мальчонку в деревню, у меня там свояк есть, крепкий хозяин. Будет Генка под присмотром, делом займётся. Глядишь, к осени мешок муки заработает.
У матери, кроме Генки, маленькие Лидка да Борис. Попробуй прокорми. Время-то тяжёлое. Поглядела мать на Генку, вздохнула, спросила:
— Ты сам-то, Гена, как думаешь?
— А чего… — сказал Генка. — Если мешок муки, то конечно…
Свояк дяди Федора и впрямь был «крепкий хозяин». Проще говоря, кулак. Генка с утра до темноты ни минуты отдыха не знал: чистил конюшню, корм задавал скотине, навоз вывозил. Свиньям завидовал, потому что те могли спать сколько хочется.
А когда, совсем измочаленный. Генка валился на лавку, костистая рука Малопудова вцеплялась в его плечо.
— Подымайся, ты. Табак за тебя Николай-угодник рубить будет?
Ух как ненавидел Генка его заросшее лицо и гусиные глазки!
Глотая слезы, поднимался он и рубил в деревянном корыте сухие листья самосада. Запах его он до сих пор не выносит. Маленькие окна избы казались красными от позднего летнего заката. В одном из окон чернел ненавистный силуэт хозяина. Генка встряхивал сонной головой и зубы стискивал от злости. Но ведь никому не скажешь про свои обиды, помощи ни у кого не попросишь.
Один раз Генка, разозлившись, так трахнул в корыте железной сечкой, что корыто треснуло.
— Это что ж?! — заголосил Петр Макарыч. — Кормишь его, прорву, жрёт, как лошадь, да ещё добро в щепки переводит!
Замахнулся было, да Генка тоже не промах: отскочил к стене, сечку сжал покрепче, стерпеть не захотел.
— Какое это добро! Насквозь уж прорублено.
Малопудов поостыл. Корыто и в самом деле старое. А мальчишку трогать — себе дороже обойдётся. Вон как глазами-то зыркает: чисто волчонок. К тому же и соседи, чтоб им провалиться, всё больше говорят, что заездил парнишку.