— Потому что у его матери был любовник, — горько закончила за нее Инид.
— Но жить с одним отцом нелегко. Может, у них нелады. Ты должна с ним поговорить, Инид. Ему, наверное, неудобно обсуждать это с тобой.
— Неудобно мне сказать, что у нас с ним все кончено. Боится, что я не верну ему значок его клуба.
— Этого не может быть. Он тебя любит. — Но сама Элизабет вовсе не была уверена в своих словах.
— Для Ронни любовь означает абсолютную преданность. Если он хоть на секунду заподозрит, что я переписываюсь с Джорджем, — это конец. Он меня никогда не простит.
«Если он такой нечуткий, он недостоин такой чудесной девушки», — подумала Элизабет.
— Не волнуйся, о письмах знаю только я. А что до остального — так это было сто лет назад. Разве можно из-за этого злиться? Это несправедливо.
— А кто сказал, что любовь всегда справедлива? — горько спросила Инид, громко сморкаясь в полотенце.
Она быстро навела макияж и так остервенело взбила волосы щеткой, что они образовали вокруг головы наэлектризованное облако. Инид бросила последний взгляд в зеркало и выпрямилась.
— Может, я просто все выдумываю, — сказала она, — может, Ронни просто не в духе.
Лиз очень хотелось верить, что это именно так.
Ронни отвез домой Элизабет и Тодда. Инид казалось, что расстояние между сиденьями в машине разделила пропасть. Она надеялась, что Ронни всю дорогу молчит из-за Лиз и Тодда. Но вот они уже одни, а пропасть стала еще шире.
— Куда мы едем? — спросила она, когда они проскочили поворот к ее дому.
— Куда-нибудь, посидим в машине. — Голос Ронни звучал совсем обычно. Его профиль, такой знакомый, вселил в Инид надежду. Он хочет быть с ней. Ей вдруг страшно захотелось запустить пальцы в темно-рыжую копну его волос, но она сдержала себя. Инид чувствовала, что он хочет быть с ней, но сегодня было как-то не так.
Ронни свернул на Миллерс-пойнт, откуда хорошо был виден город. Там уже было несколько машин; судя по запотевшим стеклам, они стояли здесь довольно давно.
Выключив мотор, Ронни без церемоний притянул ее к себе и стал целовать так, что у нее перехватило дыхание.
— Зачем так спешить? — Инид попыталась обратить его яростный наскок в шутку; ей все-таки удалось вырваться из его объятий, но ее всю трясло.
На душе было все тревожнее. Ронни никогда раньше так себя не вел, относился к ней нежно, не переступая границ, установленных Инид. Сейчас же он был неуправляем. Нет сомнения, произошло что-то ужасное.
— Прости. — Он откинулся на сиденье и стал возиться с магнитофоном.
Машина наполнилась беснующимся роком. Обычно в такие минуты он включал что-нибудь тихое, романтическое. Что с ним такое сегодня?