— Ну? — спросил он ее, наливая кофе из медной джезвы.
— Что значит «ну»? — оскорбилась Татьяна. — Я просто так заехала.
Он кивнул, продолжая молчать.
— Расскажите что-нибудь, развлеките даму! — потребовала Таня, не выдерживая молчания.
Илья поднялся, взял ее за руку и повел в комнату. Татьяна ахнула. Везде: на стенах на подрамниках, на подоконнике — были развешаны и расставлены картины, в масле, карандаше, пастелью. Это были портреты Татьяны.
— Мне трудно говорить, — с усилием произнес Илья, прислонившись плечом к дверному косяку, скрестив руки на груди. — Да и бесполезно, наверное. Все равно все останется так, как есть. Я ведь наводил справки. Вы — удачливая, преуспевающая, у вас родители. Знаете, о такой поет Макаревич: «Она идет по жизни смеясь». А я... Кто я? Никчемная богема!
Таня вздрогнула и повернулась к нему.
— Зачем вы так! Ведь вы — мастер. И большой мастер. Меня научили в этом разбираться.
Илья холодно усмехнулся:
— Благодарю. Но мне не нужны комплименты. Они вернулись на кухню.
— Понимаете, я всю жизнь жил вполнакала, — продолжал он. — Я никогда не выкладывался, за исключением искусства. Я боялся полюбить, привязаться, опасаясь предательства, не веря в дружбу. Во всем полагался на себя, свои силы, зная, что это единственный способ не разочароваться. Это стало моей второй натурой. И теперь я уже не способен на настоящий поступок. Я предпочитаю полутона, а не яркие цвета. Мне надо бы сказать, что я ждал вас всю жизнь, просить вас быть со мной. Но я не стану. И все останется так, как прежде. А ведь я знаю, что совершаю страшную ошибку. Я останусь в вас эпизодом, который, вероятно, вы сразу забудете.
Таня проигрывала ложечкой, слушая этот странный монолог. Возразить было нечего. Илья был прав. Сейчас она уедет. Вернется в свою жизнь. Их дороги разойдутся. Пересечение невозможно. Таня поднялась из-за стола.
— Спасибо за все. Но... мне пора.
Илья кивнул, знакомые Тане красные искры в глазах вспыхнули и погасли.
После того как Таня ушла, Илья долго сидел на кухне, сжав кулаки, рассматривая причудливые разводы кофейной гущи в чашке. «Так будет лучше», — решительно сказал он себе, вернулся в комнату, закрепил чистый лист и углубился в работу. Рука уверенно вывела широкий круг арены в обрамлении алого бархата. Полутемный зрительный зал. Освещены лишь первые ряды. Беспощадный белый свет в центре арены направлен на гимнаста в серебряном трико, распластанного на опилках. Лица зрителей охвачены ужасом и восторгом от происходящей на их глазах драмы. Сверху по канату спускается второй гимнаст. Он пытается разглядеть, что творится внизу, жив ли его партнер. На лице — отчаяние. Илья не заметил, как наступил вечер. Сегодня он вызвал свой давний кошмар на бой. Выиграет ли он его?