— И этого никто никогда не использовал? — Джемма в изумлении посмотрела на Фелипе.
— Вот теперь и используют. — Ответ Фелипе гулко отозвался под высоким куполом. — Я пришлю сюда женщин, чтобы все привели в порядок. Пора уже этой студии увидеть свет Божий.
— Но зачем же ее построили, если никто ею не пользуется?
Фелипе ответил не сразу. Он медленно провел по спинке жесткого кресла, взглянул на покрытые пылью пальцы.
— Фелипе? — хрипло шепнула Джемма. Наконец он обратил на нее взгляд темных, непроницаемых глаз.
— Ходят слухи, что он построил студию для одной женщины, которую повстречал где-то в Европе и которую очень любил…
У Джеммы пол поплыл под ногами, и она беспомощно схватилась за край одной из кушеток. О Боже, неужели Агустин построил это для ее матери?
— Правда, мало кто может представить себе Агустина, без памяти влюбленного в женщину, — с каменным выражением на лице продолжал Фелипе, — и меньше всего — его несчастная жена.
Его жена? Горечь в его голосе лишь усилила смятение в душе Джеммы. На дрожащих ногах она обошла кушетку. Ей просто необходимо присесть, пока она не потеряла сознание. Так, значит, Агустин женат. И его жена станет еще одной горькой каплей в переполненной чаше ее терпения.
— Его… его жена? — еле слышно выдохнула она.
— Она умерла. Пару лет назад. По моему мнению, для нее смерть явилась блаженным облегчением. Их брак не был счастливым.
— А почему они не разошлись? — тяжко вздохнула Джемма.
— Разошлись? — презрительно бросил Фелипе. — Ты забыла, что это католическая страна. Браки заключаются здесь на всю жизнь.
— И даже если брак не удался, нужно с ним как-то мириться? — невольно вырвалось у Джеммы.
— Но лучше всего сначала не совершать ошибки. То есть жениться здесь следует только тогда, когда окончательно убедишься, что берешь замуж истинно свою женщину, — ровным тоном проговорил Фелипе, как будто в жизни все это было так просто осуществить.
Джемма подняла на него глаза, надеясь прочитать на его лице хоть какие-то намеки на то, как следовало понимать эти слова: он имеет в виду себя или говорит вообще? — но оно было бесстрастно. За время их лондонского романа никто из них не обмолвился ни словом о браке, да и могло ли быть иначе? Неделя — очень малый срок, и все же их чувства друг к другу казались такими глубокими, что мысль о браке, очевидно, неизбежно возникла бы. Наверное, да; но между ними встала Бьянка.
— Что с тобой? — Склонившись над кушеткой, Фелипе убрал с ее щеки прядь волос. — Ты побледнела. — Его голос звучал почти нежно.
Но Джемма была настороже. Она заставила себя улыбнуться. От одной мысли об этой женщине рядом с Фелипе вся краска схлынула с ее лица.