— Он быть почти готов, — прокомментировала Мария, взглянув на портрет Агустина, и Джемма не могла не оценить ее тактичность. Может, именно это качество помогло ей просуществовать столько лет в этой ненормальной семье. — Это быть забавно.
Джемма нахмурилась.
— Что вы хотите сказать — забавно?
— Он быть, как вы.
Джемма побледнела и опустилась на кушетку, чтобы не упасть прямо на пол. Ей и на мгновение не приходило в голову… Она уставилась на холст. Нет, невозможно… но это правда. Она вдруг увидела его, это сходство. Довольно отдаленное — что-то в разрезе глаз, в очертании скул…
— Думаю, художник всегда вкладывает частичку себя в свои работы, — с трудом проговорила Джемма. Ее губы, казалось, сами по себе складывались в слова. Она взяла с подноса салфетку и уставилась в тарелку невидящими глазами. Мария заметила — может, и еще кто-то? Нет, невозможно. Она сама не замечала, пока ей не указали На это сходство… — Мария?
— Si. — Женщина отвернулась от портрета. В глазах у нее светилась такая тревога, что Джемма проглотила вопрос, который вертелся у нее на языке. Вместо этого она произнесла:
— Не переживайте насчет Майка и Кристины. Они очень любят друг друга, и у них все будет хорошо.
Мария, кивнув, улыбнулась.
— Si, я знать, но… но вы и Фелипе… — Она покачала головой, как будто понимая всю бесполезность слов. — Я видеть, Джемма, но я нет понимать. Я видеть любовь…
— Не нужно, Мария, — взмолилась Джемма.
Как она могла увидеть любовь? С момента ее приезда сюда, в этот дом ужасов, их стычки не прекращались.
Джемма вернулась к тому вопросу, который давно собиралась задать.
— Мария, вы знаете эту семью очень давно. Мать Фелипе — кто она? — После всего, что на нее вылил Фелипе, ее продолжало мучить любопытство. А может, она просто пытается отвлечься от предательских мыслей о Фелипе, которые молниями вспыхивают в ее сознании?
Мария пожала плечами и поставила кипятить воду для кофе.
— Я не знать, никто не знать. Мы только знать, что она быть плохая женщина.
— Она бросила сына на отца? — Джемма полагала, что в этой гордой стране подобный поступок и назывался плохим.
— Нет, его отец, он тоже быть плохой… Агустин — плохой? Ну уж нет — он же дал сыну все, что было в его силах.
— Родители Фелипе продавать наркотики на улицах Богота. Фелипе, ребенок, он принимать наркотики. Он сильно больной, худой, бедный, он умирать, если сеньор де Навас…
У Джеммы до боли расширились глаза. Где-то в глубине росла надежда.
— Мария, — жалобным, хриплым голосом прошептала она, — вы хотите сказать, что Фелипе Агустину не сын?