— Что-то я сомневаюсь, что морские офицеры все как один являются столь ярыми политиками-федералистами, — упрямо возражал Уильям. — Неужели во всем флоте не осталось места порядочности и патриотизму?
— Ты слишком доверчив, — снова вздохнул Маркхэм. — Если бы ты покрутился в столице столько же, сколько я, ты бы так не говорил. На карту поставлено не только будущее «Корабельной Блэкуэлла». И не только благополучие твоего сына — а со временем и его сыновей. На карту поставлено будущее всего американского флота! — Звучный голос Маркхэма поднялся едва ли не до крика. Именно этот хорошо поставленный голос помог сенатору выиграть на выборах. — А следовательно, будущее Америки и всех свободных моряков!
Уильям сердито отвернулся и встретился глазами со взглядом Ксавье.
Ксавье потягивал бренди, внимательно глядя на отца. Он не позволит чувствам взять верх. Господь свидетель, он старательно прятал их даже от самого себя.
— Доколе мы будем унижаться и ждать милости от какого-то воришки? — продолжал Маркхэм. — А ведь этот паша не более чем вор! С какой стати мы постоянно платим ему контрибуцию? Разве мы не имеем права свободно плавать в свободных морях? Разве мы обязаны делиться с ним золотом и оружием в ущерб собственному делу? А посмотрите, как злорадствуют Франция с Англией! Они готовы ублажать этих пиратов бесконечными подачками, лишь бы на нас приходился главный удар — только потому, что мы не желаем прибегать к подкупу и шантажу! Уильям, не может быть, чтобы ты не понимал: и Англия, и Франция больше всего на свете желали бы стравить нас с корсарами. Ибо наше растущее богатство, наши возможности вкупе с потенциалом нашей великой страны для них как бельмо в глазу!
— Ты не на предвыборном выступлении, Маркхэм, — негромко сказал Уильям.
«Вот-вот», — хотелось добавить Ксавье, но он промолчал. Однако Маркхэм пропустил слова брата мимо ушей.
— Такая ситуация недопустима! — воскликнул он и обратился к Ксавье: — Ты согласен со мной?
— Да, — откликнулся Блэкуэлл после минутного раздумья, — я согласен.
Маркхэм умолк, упираясь руками в бока. Его кисти были почти не видны под роскошными кружевами, выглядывавшими из-под манжет ярко-красного сюртука.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Красивые слова — твое призвание. Однако они становятся пустым звуком, если не подкреплены действиями.
— Верно, — улыбнулся Маркхэм, — подчас поступки могут говорить громче всяких слов, и все мы хорошо знаем, что ты — человек действия, а не писака и болтун. — Опасливо покосившись в сторону плотно закрытой дубовой двери в библиотеку, сенатор добавил: — Вот поэтому я и приехал.