— У него есть все, чтобы купить Англию, если он пожелает этого, — сказал Реймонд. — Элеонора старше Генриха на пятнадцать лет, но она красивая женщина.
— В монарших браках возраст не имеет значения, до те пор пока женщина детородная, — заметил Уильям. — Матильда была на пятнадцать лет старше отца Генриха, а он ушел из жизни раньше.
— Женитьба эта — мудрый шаг со стороны Генри ха, — согласился Николас. — Она дала ему огромную власть.
— А Стефан связывает ему руки? — спросил Уильям.
— Стефан качается от ветра, он так ненадежен, как никогда, — горько промолвил Реймонд.
— Стефан твой двоюродный брат, — указал Чарльз.
— Так же, как и Матильда, — согласился Реймонд. — Я бы выступил за любого из наших сюзеренов или за их сыновей, лишь бы они только навели в стране порядок.
— Из хаоса тоже можно извлечь пользу, — задумчиво заметил Чарльз.
— Пользу! Каков же будет человек, отбросивший свою же честь, лишь пользу бы извлечь из бедствия страны? — вопросил Уильям. Презрение его было явным, когда он наполнял еще один кубок и передавал его Николасу.
— Это способ приобрести земли.
— Воровством!
— Или хитростью, — мягко вставил Николас.
— Стефан вверг страну в катастрофу своей нерешительностью. — Уильям наполнил последний кубок. — Если бы он был прижат к стене, как думаешь, не объявил бы он Генриха своим законным наследником?
— Это вопрос, не правда ли? — засмеялся Реймонд. — А что скажут сыновья Стефана по поводу такого отказа им в их правах?
— Снова начнется война. — Николас вздохнул. — Земля будет гореть, а страну охватит чума.
— Нам следовало бы хранить свою верность клятве… — промолвил Чарльз.
— Кому? — вспыхнул Уильям. — Я присягал на верность лишь суверену Англии, а кто это сейчас, я не знаю.
— Может быть, Бог отвернулся от нас, — сказал Реймонд с насмешливым испугом.
Опустилась гнетущая тишина, все мысленно созерцали возникший хаос. Потом поднялся Николас.
— Именно поэтому мне нравится сражаться.
— Тебе, Николас? — вопросил Уильям. — Тебе нравится сражаться?
Николас был крупным мужчиной, тихим, веселым, когда это соответствовало его целям. Из него получился не совсем искусный рыцарь, но как правителя его никто не смог бы превзойти. То, чего добивались своей мощью и силой мышц, он получал с помощью светлого ума и способности читать чужие мысли. Если Уильям отчасти и презирал Николаса за трусость, он хранил это чувство строго при себе. Он видел Николаса, когда тот, только что посвященный в рыцари, возвратился в дом старшего брата, чтобы служить ему. Он видел и то, как брат почти сразу же отошел в иной мир, сваленный дизентерией; а Николас принял на себя управление владениями и делал это твердой рукой, так ни разу и не дрогнувшей.