— И что ты скажешь, милый, добрый друг? — спросил Уильям с нежностью в голосе.
Отбросив прочь остатки своих несбыточных мечтаний, она откликнулась:
— Мне тоже так хочется погрузить свои ноги в прохладную воду английского ручья. Ведите нас, мои храбрые юноши.
— Вам придется оставить лошадей здесь, — распорядился Кимбалл. — Дальше тропинка для них слишком узкая и заросшая.
Мальчики устроили Уильяма и Сору на берегу у высоких валунов и оставили их.
— Какой покой, не правда ли? — Уильям прислонился спиной к нагретому солнцем камню. — Это одно из моих любимых мест. В мыслях я все еще способен видеть эти огромные дубы, широко раскинувшие свои ветви. Течение ручья несет гальку. Ива опускает ветви в воду, давая им напиться. И все зелено, как зелено быть может только в Англии весной. — Приподнявшись на локте, он спросил. — Прав я? Так сейчас это все выглядит?
— Да, — вздохнула она от удовольствия. — Именно так все сейчас и выглядит. Как счастливы вы, что в сознании вашем видите этот уголок.
Он воспринял ее слова с серьезностью.
— Да, я думаю, я счастлив.
— А я счастлива тем, что вы воспели для меня его красу.
— Мадам, я ведь известен тем, что на пирах слагаю самые прекрасные стихи. Дамы падают в обморок от моего красноречия.
— И от вашей скромности, — со смехом согласилась Сора.
— И от этого тоже. — Он снова прилег на камень. — Снимите обувь, как хотели, и побродите по ручью.
Сора развязала свои сандалии и задумалась: а надо ли ей это делать?
Словно прочитав ее мысли, он поддержал ее в этом желании.
— Ручей чистый, а камни на дне круглые и ровные, приятные для босых ног.
— Как пожелаете, милорд! — сказала она и съехала по камням в воду. Чистейшая вода ласкала ей пальцы и доходила всего до щиколоток. — О Уильям. — Она вздохнула. — Все так, как вы сказали, и даже еще лучше.
— Доверьтесь мне, Сора. Я никогда не обману вас. Прозвучавший в его словах глубокий смысл встревожил ее. Каким бы ни был демон, ввергнувший Уильяма в ту ночь в депрессию, он был изгнан, и Соре лестно было думать, что именно ее здравый смысл снял это наваждение. И все же в глубине ее сознания теплилось смутное сомнение. Ей почти казалось, что новый взлет его духа связан с тем, что она призналась в своей уловке. Словно он возрадовался тому, что освободил ее от этой монашеской маски, а теперь, предвкушая следующий шаг, ожидал, когда она окончательно раскроет лицо. Ей даже показалось, что в ходе того разговора, неделю назад, она совсем перестала контролировать развитие их отношений, словно они поменялись ролями: теперь учителем был он, а учеником — она.