Я — отталкивающее, отвратительное существо. Не тратьте слов на отрицание, ведь это никому не нужная любезность!
У того, кто видит меня в первый раз, делается спазма в горле. Прежде чем обратиться ко мне, он вынужден сплюнуть, при разговоре со мной голос у него дрожит. Все это оттого, что я так страшно изуродован. Из моих пустых орбит непрестанно сочится мутная едкая жидкость, по обе стороны моего бывшего носа видны фиолетовые канавки. Вместо рта-какое-то бесформенное отверстие, из которого торчат несколько уцелевших желтых зубов. Одна сторона моего лица в мокрых струпьях: они то заживают, то снова воспаляются. Половина головы у меня совершенно лысая, и обгорелая кожа часто трескается. Из моей прекрасной мягкой шевелюры уцелело лишь несколько волосков: они торчат, как цепкий репей на песке. Вы видите мою засохшую левую руку? Противно?.. Не буду вам описывать мое тело. Оно отвратительно, как недогоревший обрубок. Словом, я отделан по всем статьям и похож на улыбающийся череп. Я это знаю хорошо, хотя никогда не видал себя. Мое лицо стоит предо мной, как в зеркале, и то, что я слеп, нисколько этому не мешает.
Но так было не всегда.
До двадцати пяти лет я был вполне приличным молодым человеком: если не красавцем, то во всяком случае ничуть не хуже и неглупее других, — здоровым, голубоглазым блондином. Несчастье настигло меня в восемнадцатом году — в последнем году войны, в последнем месяце ее, даже, можно сказать, на последней неделе, потому что через несколько дней после этого из Берлина ударил наш обожаемый союзник Вильгельм, чертов сын! Вы знаете, у меня долго было такое чувство, словно я опоздал на поезд. Я думал: «Еще бы несколько дней, я сел бы в вагон и уехал домой здоровым и невредимым».
Но это все лишние сантименты.
Как это случилось? Очень просто.
Была война, любезный сэр. Искалечили десять миллионов людей. Я тоже был на этой войне. Почему бы и мне не быть искалеченным? Не правда ли?.. И однако я был уверен, что буду исключением. Именно я, понимаете? Каждый так думает. Это, вероятно, объясняется тем, что я был совершенным дураком: верил в какие-то высшие силы.
Знаете, у меня даже был сносный характер. Теперь он тоже испортился: я стал придирчивым, беспокойным, в некоторых вопросах просто нетерпимым и всегда неблагодарным и непокорным. Я ненавижу неумолимо, с презрением! Я не стараюсь использовать ту жалость, которую невольно рождает в людях мой вид. Напротив, всячески стараюсь обозлить, оттолкнуть от себя и делаю это как опытный мастер. К примеру: подходит ко мне субъект. При виде бедного калеки в его душе разливается блаженная пустота, именуемая состраданием. Он подает мне милостыню, подает гораздо больше, чем обыкновенному нищему. И вдруг вместо благодарности на него изливается поток дерзостей. Он стоит предо мной, потрясенный таким нахальством. От моих слов он закипает, как кислота в колбе, и начинает извергать ругательства. Многие плюют мне в лицо. Но это не имеет значения. Моя жизнь не стоит и гроша, — стал бы я обращать внимание на такой пустяк, как плевок?.. Для чего я это делаю, вы спрашиваете? А для чего сделали они это со мной? Спросите их.