Заведующего отделом на третьей неделе войны мобилизовали — он был запасный пехотный офицер.
А фельетоны «Маленького барабанщика» были наивны. Они не говорили ни о крови, ни о смерти. Они говорили о войне как о блестящем параде и сплошном героизме. Героями были бравые офицеры, проделавшие неслыханные подвиги, «красные дьяволы» (венгерские гусары). В фельетонах рассказывалось о грохочущих пушках, о мерцающих звездах, о буйных ветрах и горящих ночных кострах.
Господин Шольтес страшно обидел дядю Крауса: он назвал Адольфа самым последним подстрекателем, конъюнктурщиком и предателем. Господин Шольтес отказался подписываться дальше на центральный орган партийного комитета и профсоюзов. Но редакция получала письма сотнями. Многие из молодых читателей поздравляли «Маленького барабанщика» и сообщали, что под влиянием его статей они добровольно идут на фронт.
Сами журналисты начали признавать, что о войне надо писать именно так, как пишет «Маленький барабанщик». Некоторые из корреспондентов поехали на фронт, то есть в генштабквартиру и прямо оттуда посылали военные фельетоны своим газетам.
Конечно, эти фельетоны были куда удачнее фельетонов Адольфа. Но «Маленький барабанщик» первым ударил в барабан, и карьера его была сделана.
Сестру Беллу он устроил в кабаре, в хор. Квартиру стариков он обставил новой удобной мебелью, а для себя сиял номер в гостинице. Все шло своим чередом. Но не успела еще схлынуть первая волна войны, как «Маленького барабанщика» настиг розовый мобилизационный листок. Журналист не испугался — ведь он с самого детства страдал грыжей, он близорукий, маленького роста, хиленький, и, кроме того, он же «Маленький барабанщик». Он даже не поверил, когда врач сказал: «Годен».
«Нет это не про меня сказал врач «годен», — подумал он. Но врач сказал именно про него.
В редакции сотрудники издевательски переглядывались за его спиной. Но господин главный редактор позвонил в партийный комитет. Он очень тепло отзывался об Адольфе, он сказал, что как работник Адольф незаменим. Там кто-то из влиятельных пообещал посодействовать. Ходатайство было написано прямо в министерство.
Но пока что «Маленький барабанщик» вынужден был идти в казармы. Он и раньше здесь бывал, только не по этому делу. Перед цейхгаузом стояла очередь новобранцев. Он стоял перед каптенармусом, который кидал в его объятия старую шинель, латаные штаны, просаленную гимнастерку, дырявые бутсы. Тут разговор был короток.
Что было более жестким — обращение унтер-офицеров, хлеб или койка — неизвестно. Что было тяжелей — винтовка, бутсы или сердце «Маленького барабанщика» — трудно сказать.